55 лет назад, 7 июля 1965 года умерла русская советская поэтесса В. М. Тушнова, писавшая в жанре любовной лирики. Переводчица. Член Союза писателей СССР (1946). На её стихи были созданы популярные песни: «Не отрекаются любя», «А знаешь, всё ещё будет!..», «Сто часов счастья» и другие.

Я не призываю к лихой резвости над могилами друзей,но я против облака печали, закрывающего нам путь. Н. Тихонов.Они стоят такие юные, такие вечные стоят. В. Тушнова«Меня часто спрашивают: „А когда вы начали писать стихи?“ И мне всегда бывает трудно ответить на этот вопрос. Что понимать под словом „писать стихи“? Складывать фразы в правильно чередующиеся, зарифмованные строки и строфы? Если так, то я начала писать в самом раннем детстве, лет в шесть-семь...». В. Тушнова, «О поэзии»Я молчу... я от счастья плачу...Ничего не хочу иначе!Возможно, кто-то из литпрофи осклабится, но со своей мужской колокольни, причём филологически-несовершенной, любительской, мне хочется сопоставить несравненную музу Вероники Тушновой — необычайно мелодичным слогом и песенностью — с творчеством современной поэтессы Ах Астаховой, кумиром женских, девчачьих сердец. Вот смотрите:Любовь, не знающая увяданья,любовь, с которою несовместима ложь...Верь, слышишь, верь в её существованье,я обещаю, — ты её найдёшь. В. Тушнова*...верь в меня так, как не верю Я — (всё от нехватки покоя в сердце). верь до тех пор, пока есть Земля, которой от веры не отвертеться. Ах АстаховаИли, например, трагическое прощание героини Тушновой из «Я стою у открытой двери»:Я стою у открытой двери,Я прощаюсь, я ухожу.Ни во что уже не поверю, —всё равнонапиши,прошу!...Не на будущее,так за прошлое,за упокой души,напиши обо мне хорошее.Я уже умерла. Напиши!*Расстаётся герой Астаховой («Письмо»):я должен тебе обо всём написать... прости, что вот так — не решился иначе! конечно, честнее об этом сказать, но я не люблю, как ты плачешь. ...прощай! не печалься! другого найди! пришло видно время нас переиначить... не злись на меня, но я должен уйти. (прости, что письмом — не решился иначе.)А теперь давайте сравним строфы, с которых и той, и другой поэтессе пришли... ну, ежели не всесоюзно-всероссийская известность, то творческое признание точно. Одной в 1946-м, второй в 2012-м.В. Тушнова:Не отрекаются любя.Ведь жизнь кончается не завтра.Я перестану ждать тебя,а ты придёшь совсем внезапно.А ты придёшь, когда темно,когда в стекло ударит вьюга,когда припомнишь, как давноне согревали мы друг друга...*Ах Астахова:тебя хоть там любят? скажи мне не мучай.тебя хоть там любят? запомни, послушай —на всякий пожарный, на экстренный случай,чтоб не было трудно: я вытрясла душу....чтоб больше не выглядеть слабой и скучной.но помни: родных не бросают. не губят.ну что же молчишь ты? скажи мне, не мучай —тебя хоть там любят? тебя хоть там любят?..Эти параллели, конечно, говорят не о технических схожестях, а лишь о вселенском влиянии глубоких чувств на вдохновение, о преемственности и поэтических традициях и, главное, о музыкальности. А песни, созданные на стихи В. Тушновой, безо всякого сомнения останутся в памяти на десятилетия. Мало того, неизменно будут исполняться и слушаться поколениями почитателей и просто людей, даже не подозревающих о том, что, скажем, данное достопамятное и популярное в прошлом видео Пугачёвой (муз. М. Минкова) — сделано на слова нашей дорогой именинницы:
Там есть строки:Счастье — что онo? Та же птица:упустишь — и не поймаешь.А в клетке ему томитьсятоже ведь не годиться,трудно с ним, понимаешь?Им почти в унисон подыгрывает Астахова, великолепно перенимая у Тушновой эстафету преемственности исканий заветного счастья и любви:...И не бойся искать — такие своё найдут! И не бойся терять на это ни лет, ни сил! Если любят тебя — обязательно подождут, Если счастье придёт — то ты его заслужил!!!Одну пору сама Вероника Михайловна, бывало, повторяла, точнее, незаметно для себя интонационно вторила то Якову Полонскому («искры гаснут на лету» — в тушновской «Разлуке») из стихотворения «Мой костёр в тумане светит»; то незримо подстраивалась-подпадала под аккомпанемент мощного энергетического влияния бывшего «серапионовца», трёхкратного лауреата Сталинской премии Николая Тихонова с его революционной непримиримостью: «...гвозди бы делать из этих людей!» В итоге нащупав-таки свой мотив, своё искреннее течение превосходной мелодии-«реченьки» — чистой точной звонкостью напева несравнимой и не сопоставимой ни с кем. И ни с чем.Это зря говорится,что надо счастливой родиться.Нужно только, чтоб сердцене стыдилось над счастьем трудиться,чтобы не было сердцелениво, спесиво, чтоб за малую малостьоно говорило «спасибо»:
[Музыка блистательного армянского композитора, джазмена, симфониста К. Орбеляна, 1928–2014.]Вообще мотив счастья у Вероники Тушновой — непреложная основа для понимания, вдумчивого прочтения её поэзии, принимающей множество элегантных дамских поз и значений, смысловых оттенков: «Этой удивительной женщине было известно, что такое счастье, и она стремилась поделиться своим открытием с другими. Это счастье любящей и любимой женщины, счастье матери, счастье творчества, наконец, счастье просто жить, принимая жизнь как бесценный дар» (Ю. Венгер). *...Великая Отечественная застала Веронику Михайловну работающей врачом в казанском нейрохирургическом госпитале, с больной мамой и маленькой дочерью на руках. (Отец, М. П. Тушнов, умер в 1935-м.) Несмотря на тяжелейшие условия быта, она умудряется тайком, украдкой кропать в стол — в минуты отдыха, при свете затенённых ламп. Коллеги ласково прозвали её за это «доктор с тетрадкой»:«...Я работала в госпитале с утра до ночи и очень редко бралась за карандаш. Но сколько я передумала и перечувствовала за это время! И что самое удивительное, у меня появилось новое, никогда ещё не испытанное мною чувство: мне вдруг захотелось, чтобы стихи мои узнали, прочли, мне хотелось своими стихами вмешаться в жизнь, что-то изменить в ней. Я понимала, как это трудно и ответственно, и всё-таки эта мысль меня не покидала».Казань, Москва...Первый поэтический сборник, встреченный довольно доброжелательно: «Первая книга», 1945. Второй. Правда, почти через 10 лет: «Пути-дороги», 1954. Кстати, «обидевший» некоторых критиков чрезмерно «салонной» ахматовской лирикой. Что выглядело, естественно, крайне поверхностно и ошибочно в свете невероятной ахматовской зашифрованности-интертекстуальности — и наизворот, «дурманящей» открытости Тушновой.Стихотворение «Не отрекаются любя» из «Путей-дорог» написано давно, в 1944 году, — но проснулась знаменитой она, как говорится, с выходом второго сборника. И не исключено, после определённо свежего — с налётом неувядающей военной памяти — прочтения строф «Не отрекаются...». Да и дыхание оттепели было уже на пороге. Люди, уставшие от пламенных возгласов о грядущем, поворачивались к затаённому, лирическому, к душе и чувствам. К небу «с грудами облаков» — «раскалённому, цвета платины»...Таким образом, не совсем приемлемое при развитом социализме понятие тихоновских «облаков печали» — «салонность», «камерность», — как бы нехотя переходя из одних филологических рук в другие, в итоге закрепилось за Вероникой Михайловной. Впрочем, закрепилось, так сказать, с обратным, противоположным, со вполне уже положительным ролевым наполнением, — обозначающим яркие живые образы мягкой женственности: верность, томление, страдание, бесконечное ожидание, любовь наконец....любовь на свете есть!Единственная — в счастье и в печали,В болезни и здоровии — одна,Такая же в конце, как и в начале,Которой даже старость не страшна. «Память сердца», 1958Строки её хрупких изысканно-ранимых откровений — чрезвычайно интимные и автобиографичные — зеркально отражали тысячи и тысячи «жестоких вьюг» советских женщин, жён, матерей. Их блаженно-сладкие и горькие минуты, с тревожным «ощущением неумолимого бега времени и с упрямой, пусть и не раз обманывавшей, верой в счастье» (А. Турков). Счастье, перечёркнутое войной, «вокзальной» разлукой, «бездомными» любовными треугольниками (куда ж без них?) и непокорными бытовыми бурями, с которыми ну «никак не справиться»: «...стоит меж нами не море большое — горькое горе, сердце чужое»....А гуси летят в темноте ледяной,тревожно и хрипло трубя...Какое несчастьеслучилось со мной —я жизнь прожилабез тебя.Третья, четвёртая книга (всего их будет восемь)...«Милый срок» хрущёвской оттепели подоспел ко времени. Вернее, такие персоналии, — для коих окопные воспоминания «мужества сирени» и непоколебимая ценность мирного «чистого, лучистого снега» являются основой основ, — подобно поэтам Тушновой, Инбер, Звягинцевой; плеяде прозаиков-«соцреалистов» (Панова, Гранин, Адамович) и «деревенщиков» (не преминем поклониться недавно ушедшему в мир иной В. Распутину) раскрыли, дали творческий, нервический ток исповедальному поколению «раскрепощённых» шестидесятников: Мартынову, Астафьеву, Хуциеву и др. Раскрыли своею не-личной обобщённостью образов, какой-то космической всеохватностью, показывающей на примере частного единичного случая всеобъемлющую борьбу центробежных и центростремительных сил всего общества, страны, планеты — не менее. Где страсть, страдание к одному и по одному-единственному мужчине сливаются с общечеловеческими отзвуками и заботами о земле, звуках и «душе дома», матери, семье. О народе и его судьбе: взрослых и детях. На свете бываютмалые дети,взрослые дети, старые дети,на розовых, пухлыхничуть не похожие,с мозолями,с тёмной дублёноюкожею...*Вот говорят: Россия...Реченьки да берёзки...А я твои руки вижу,узловатые руки,жёсткие.Поэзия Тушновой... Поэзия чувств, рождающая новую, не авторскую, а собственно новую, отвлечённую читательскую мысль «за пределами стихотворения». И это новое, причём неназойливое размышление, «вмешавшееся» в чью-то чужую жизнь, вдруг оборачивается молитвенной притолокой-мезузой (крепится над входом в дом), сопричастием тезису-суждению самого произведения. Где автор, щедро поделившийся с миром «правом и радостью открытия», приглашает нас в далёкий светлый путь — и мы идём туда — нехоженой тропой настоящего большого «идейного» искусства.Поскольку нет большего смысла и идеи, чем благопочитание именно простых вещей — родного незатейливого пейзажа с «дубом у лукоморья», рек, полей, дремучих лесов со «сплетницей сойкой», окружающих нас людей, коллег, «пира у друзей». И нету ничего возвышенней и прекрасней «треугольного» солдатского отклика с фронта, в котором, с ужасной орфографией, криво нацарапано в том числе и это: «Хорошо, что вы написали о наших детях!»:«Значит, что же получилось? Я писала стихи о своей девочке, о своей Наташе, а они — бойцы, приславшие мне свои письма, считают, что я писала про их детей! Это была такая удача, о которой я не могла и мечтать». Из статьи «О поэзии». Статья опубликована посмертно. ...Твой голос заглушить не суждено — Твой голос — тихий, как серцебиенье.В нём чувствуется школа поколеньяНауку скромности прошедших на войне —Тех, что свою «карьеру» начиналиВ сырой землянке — не в концертном залеИ не в огне реклам — в другом огне. Посвящение Ю. Друниной — В. Тушновой... Всё такое синее,на столе — цветы.Думала о сыне я,а родилась — ты.Ты прости непрошеный,ёжик сонный мой,я тебя, хорошую,отвезу домой.Для тебя на коврикевышита коза,у тебя, наверное,синие глаза...Ну... а если серые — маме всё равно.Утро твоё первоесмотрится в окно. В. Тушнова. «О дочери»

Аналог Ноткоин - TapSwap Получай Бесплатные Монеты

Подробнее читайте на chaskor.ru