Моим лечащим врачом оказалась девушка не намного старше меня. В кабинете еще стоял запах ремонта, а стену украшали дипломы немецких университетов. И это в обычной городской больнице на окраине Киева.

— Какие у вас жалобы?— Ой, вы знаете, у меня все отлично. Но я пообещала себе прийти сюда.Объяснение: Рассказ героини не является обобщением и остается лишь ее личным опытом. Если вы нашли схожесть со своей жизнью, незамедлительно обратитесь за помощью к специалисту. Я записалась к психиатру с надеждой получить тяжелые антидепрессанты. Я приму их все за раз, вместе с другими таблетками и литром водки, и больше не проснусь. Последние две недели я без особых причин уволилась с любимой работы, о которой мечтала с детства, принимала снотворное, чтобы избежать реальности, не вставала с кровати. К тому времени, когда попала в отделение пограничных состояний, тяжелая депрессия сменилась эйфорией, но я знала, что через несколько дней вся энергия уйдет, а мысли спутаются в горький комок, отравляющий душу и все окружающее. Ведь так продолжалось последние пять лет.Для моего состояния не было особенных причин. С детства я была грустным ребенком, а лет с 10 подумывала о суициде. Правда, все ограничивалось селф-хармингом, истериками и другими составляющими подростковой жизни. Периоды затяжной грусти всегда сменялись приливом энергии и счастья. Врачи списывали все на подростковый возраст и проблемы с сердцем (которых у меня не оказалось). Папа шутил, что я по гороскопу близнецы — потому мне свойственно сильно грустить и сильно радоваться. Я и представить не могла, что так не у всех.Впервые в больничном отделении оказалась в 18 лет. Перестала спать по ночам, не могла читать и есть. Медленно теряла память и всякое понимание, что вокруг меня происходит. В романе «Сто лет одиночества» Маркес писал о том, как город захватывает эпидемия бессонницы. Сначала люди хуже работают, а потом начинают терять память и подписывают названия предметов, чтобы не забыть, что такое тарелка и кто из этих детей твоя дочь. Примерно в таком состоянии тогда была и я.Нагуглила свои симптомы и поняла, что у меня может быть депрессия. О психотерапевтах я слышала только из американских сериалов, где семейные пары сидят на уютном кожаном диване и выясняют свои отношения с врачом, а в конце все-таки разводятся. При мысли о лечении у меня в голове всплывали картинки с электрошоком и смирительной рубашкой. В общем, за помощью я обращаться не собиралась.Состояние ухудшалось. Мама отвела меня за руку к семейному врачу, которая дала направление в психосоматическое отделение городской больницы.Электрическая лампочка с пронзительным холодным светом в коридоре мигала, как в психологическом триллере. В темном углу на стене висело несколько икон, а между ними — крест. По горизонтали на кресте было написано «бог», а по вертикали — «с тобой» так, что буквы «О» в двух словах пересекались. Люди в очереди плакали и молчали. Я нервно ждала своей очереди и вспоминала о сестре моего дедушки, которая сошла с ума и умерла как раз в том году. Кажется, у нее была шизофрения.Врач не объяснил, что со мной происходит, только спросил, есть ли у меня галлюцинации, и прописал таблетки для сна, которые не помогли. Он любезно пригласил меня остаться в отделении на месяц. Ответила, что обязательно вернусь, когда сдам сессию. И убежала. Испугалась, как и тысячи других людей, которым предлагают лечение. Не одна я представляю, что за стеной комнаты с кожаным диванчиком проводят электрошоковую терапию и одевают людей в смирительные рубашки против их воли.Вернулась в больницу через три года. Чувствовала себя ужасно, где бы я ни находилась — хоть в своей квартире на Виноградаре, хоть под Эйфелевой башней. Я надеялась, что мне поможет любимая работа или университет, где я мечтала учиться. Но все это время меня накрывала тяжелая депрессия, независимая от внешних обстоятельств.За три года отделение превратилось из декораций психологического триллера в неплохой трехзвездочный санаторий. Там только что сделали ремонт. Лампочки больше не мигали, а главный психиатр, заведующий отделением, внешне напоминал Зигмунда Фрейда. Он также работал с пациентами, но моим лечащим врачом впоследствии стала молодая девушка с дипломами из немецких университетов на стенах.«Зигмунд Фрейд» не выписал мне тяжелые лекарства, за которыми я пришла в надежде покончить с собой. Он предложил мне полечиться. Сегодня ты редактор глянца, а завтра лечишься в отделении пограничных состояний городской больницы.Мне поставили предварительный диагноз «депрессивное расстройство». Это не было для меня новостью. Пару лет назад в руки попалась книга «Под стеклянным колпаком» Сильвии Плат. Это автобиографическая книга поэтессы, которая с 18 лет страдала депрессивным расстройством и покончила с собой в 30, засунув голову в газовую духовку.Все симптомы до ужаса точно совпадали, а детали биографии были пугающе похожими на мою жизнь. Сильвия писала для глянцевого журнала, была отличницей и перфекционисткой, страдала от недостатка внимания отца. Стеклянный колпак опускался над моей головой независимо от внешних обстоятельств. Он отравлял мои мысли и все окружающее с той же точностью, как Сильвия описывала в книге. Я отказывалась верить, что у меня может быть депрессивное расстройство.В больнице ждали бесплатный массаж, практика mindfullness (или «осознанности», последнего тренда в инстаграм-блогах о психологии), групповая арт-терапия, гимнастика и та самая кислородная пенка — насыщенный кислородом напиток, который помнила по всем санаториям и детским лагерям отдыха. Меня записали на анализы, которые в частной клинике обошлись бы как минимум в тысячу гривен. Антидепрессанты выдавали бесплатно в течение всего месяца.Правда, несмотря на все преимущества бесплатной медицины, лечение не помогало. Меня тошнило от еды, и я все время спала. На терапию не попадала из-за учебы, а ради массажа нужно было отстоять трехчасовую очередь к физиотерапевту, который дал бы мне направление.Антидепрессанты только усиливали суицидальные мысли, и меня останавливало то, что сил кончать с собой совсем не было. Две недели, как в тумане, изучала состав лекарств, вчитывалась в раздел «передозировка», рассчитывала необходимое количество таблеток. Врачи говорили, что нужно время на выздоровление и, несмотря на мои уговоры, не давали тяжелых препаратов.Мне не становилось лучше. Но в этом была виновата не медицина, а мое нежелание что-то делать. Я видела счастливых людей, которые буквально за неделю избавлялись от своих недугов. Они заводили друзей, смеялись и открыто делились своими проблемами.Медсестры и врачи всегда были готовы помочь. «Держи, моя девочка», — говорила мне старшая медсестра, выдавая очередную порцию неработающих таблеток. За все время я не столкнулась ни с агрессией, ни с осуждением. Ну, кроме того, что пациенты других отделений называли нас «ненормальными», а родные советовали мне «заняться чем-то» — хотя за неделю до того у меня была должность редактора, два фриланса и магистратура, и я отчаянно пыталась найти время, чтобы подышать.Спустя месяц мое состояние не изменилось. Но, по правилам, пришло время выписки.— Может, вы мне посоветуете что-то напоследок? — спросила я у «Зигмунда Фрейда».— Пока что принимайте таблетки. Подождите чуть-чуть, и вам станет лучше. Помните, что вы всегда можете приходить к нам на психотерапию.И, несмотря на то, что я искала способ убить себя, врачи отпустили меня в мир, дав лишь напутствие в виде рецепта на антидепрессанты. И большую надежду на медицинскую систему в этой стране. Ведь в следующий раз, если буду на грани, я снова попаду в «санаторий» — вроде того, который Сильвия Плат описывает в своей книге. Только бесплатный и без поля для гольфа.Спустя день после выписки мое настроение из глубокой печали сменилось необъяснимым счастьем. Иногда самовнушение работает куда лучше, чем таблетки. Будто занавес упал. За ним скрывалась моя жизнь последние годы.Сначала этот занавес придавил меня, но, когда я выбралась, поняла, что мир вокруг на самом деле совсем не такой, каким я видела его сквозь плотную бархатную ткань, не пропускающую свет. Вместе с ширмой исчезли все мои страхи и тревожные мысли. Я вернулась к исходной точке самой себя.Это похоже на тот самый момент в романтических комедиях, когда главная героиня — «посредственная» девушка немодельной (о боже мой) внешности — внезапно осознает свою ценность и вдруг обретает уверенность в себе, любовь и работу мечты. Тот самый момент просветления. Ты начинаешь любить весь мир, и мир любит тебя в ответ.Сейчас я радуюсь самым обыденным вещам — утреннему солнцу или спелому авокадо в супермаркете. Весь мир в моих глазах выглядит так, будто его искупали в розовом шампуне со вкусом ванильного печенья, а потом засыпали сверкающим конфетти. Даже забитые вагоны метро не внушают грусти.Моей энергии хватило бы на следующие 20 лет, будто компенсируя все то время, которое я прожила в режиме «самосохранения». Подруги и знакомые говорят, что я сильно изменилась. Но я, пожалуй, просто вернулась в свое нормальное состояние.И дело не в таблетках, которые все-таки начали работать. Легкие антидепрессанты, как заверили меня врачи, не меняют сознание и уж точно не дарят бесконечную эйфорию. Они всего лишь убирают симптомы глубокой депрессии: равномерно распределяют серотонин и заставляют мозг работать правильно.Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что уйти с работы было лучшим решением в моей жизни. Тогда все убеждали меня, что я сошла с ума и поступаю неправильно, но во мне сработал инстинкт самосохранения. Иррациональный инстинкт, который игнорирует мнение окружающих и работает лишь на выживание.Мои родители и некоторые друзья все еще не могут принять, что депрессия — это болезнь, которую нужно лечить при помощи врачей, а не фраз вроде «просто займись чем-нибудь» и «это все в твоей голове». Слова не излечат сломанную ногу или хронический панкреатит, так почему в случае с депрессией это должно сработать? Работают психотерапия, медикаментозное лечение и поддержка близких. Но без последнего тоже можно обойтись.

Аналог Ноткоин - TapSwap Получай Бесплатные Монеты

Подробнее читайте на chaskor.ru