фото показано с vz.ru

На днях в России был вынесен первый приговор по 6-му пункту статьи 205 УК, появившейся в прошлом году. За несообщение о преступлении осужден житель Астрахани он не заявил о том, что его знакомый принадлежит к ИГ.

Значение этого прецедента сложно переоценить. Сюжет уголовного дела, по которому вынес приговор Кировский районный суд Астрахани, важен, но не принципиален.

Присяжные признали местного жителя Улукбека Гафурова виновным и приговорили к штрафу в 70 тысяч рублей за то, что он достоверно знал о том, что его знакомый Равшан Акбаров, гражданин Киргизии, прошел подготовку в лагере ИГ и воевал на стороне террористов, однако не сообщил об этом в полицию.

Этот Акбаров еще раньше, в декабре прошлого года, был приговорен к восьми годам колонии строгого режима за участие в незаконном вооруженном формировании в 2015-м он уехал в иракский Мосул, «прошел подготовку в террористическом центре, после чего получил оружие, боеприпасы и вступил в ряды структурного подразделения террористической группировки», то есть ИГ.

Потом, получается, он вернулся в Россию где и был задержан.

Как узнали о недоносительстве Гафурова, неизвестно, но, скорее всего, он просто был близким знакомым Акбарова и, когда «игиловца» взяли, попал под подозрение. Гафуров рассказал о том, что киргиз сообщал ему о своем «участии в ИГ», и, как говорит местное управление ФСБ, «признал вину, именно поэтому его дело рассматривали в особом порядке» в итоге он отделался штрафом.

А статья 205. 6 получила первый приговор.

Еще несколько дел о недоносительстве рассматриваются сейчас в разных судах страны например, в прошлом месяце в Чечне возбудили дело против Асхаба Хизриева, который, «обладая достоверной информацией» о планах своего знакомого Фарида Сафина уехать на войну в Сирию, не сообщил об этом в правоохранительные органы.

205-я статья в УК существует давно и называется «Террористический акт» но вот пункт 6 появился в ней летом прошлого года, после принятия целого пакета поправок в законодательство, названных в просторечии «пакетом Яровой». О чем этот пункт?

Доносчику первый кнут (фото: Корецкий В. Б. )

О том, что «несообщение в органы власти, уполномоченные рассматривать сообщения о преступлении, о лице (лицах), которое по достоверно известным сведениям готовит, совершает или совершило хотя бы одно из преступлений, предусмотренных статьями. . . настоящего Кодекса. . . наказывается штрафом в размере до ста тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до шести месяцев, либо принудительными работами на срок до одного года, либо лишением свободы на тот же срок».

Упомянутые в нем статьи касаются терроризма и отдельно оговорено, что не подлежат уголовной ответственности те, кто не сообщил о подготовке или совершении преступления его супругом или близким родственником. А так можно получить до года тюрьмы за. . .

И вот тут возникает главная для русских дилемма: за недоносительство или за несообщение? Это принципиально разные вещи стукачество или забота об общем благе? Это вечный спор, и сейчас он актуален так же, как и сто лет назад.

Тут нужно еще раз оговориться подробности астраханского дела не так важны. И, конечно, совершенно понятно, что война с террором это не пропагандистский миф, а реальность нашей жизни: за последние двадцать лет мы потеряли от терактов не меньше тысячи человек.

Любое террористическое подполье должно чувствовать себя в России очень и очень плохо с ним нужно бороться как спецслужбам, так и самому обществу. И власти имеют полное право и даже обязанность создавать в обществе «атмосферу нетерпимости» к террору тут не может быть двух мнений.

Во-первых, нельзя допускать даже возможность того, чтобы мысль о «справедливом терроре», будь то в отношении национальных, религиозных или социальных групп, закреплялась хотя бы в части нашего общества это очень опасно.

Во-вторых, есть масса желающих погрузить нас в хаос братоубийственной войны на социальной и (или) национальной почве и тут тоже нужно постоянно быть начеку.

Все так но вот дальше уже начинаются нюансы. Очень важные нюансы настолько важные, что именно они составляют суть русской цивилизации.

Очень важно, чтобы этот закон и применялся, и воспринимался обществом именно как закон о несообщении о подготовке реальных преступлений а не как закон о недоносительстве на ближнего. Потому что русские очень не любят доносчиков настолько, что даже и словами не передать.

Попытки привить доносы предпринимались с петровских времен: тогда власть раздула просто культ доносительства. Предписывали стучать на все и грозили карами за недонесение. Но эта прививка не была успешной. Власти настаивали люди игнорировали.

В последующие десятилетия все сузилось до обязанности сообщать об известных случаях заговоров против государя или государственной измены то есть самых тяжких преступлениях.

В ранние советские годы доносительство стало массовым но породившая их «классовая борьба» сама по себе была извращением русской истории и русского духа. Апофеозом доносов стал 1937-й, но после все стало успокаиваться, а война и вовсе вернула человеческие отношения в норму.

При этом статья о недоносительстве была в советском УК и не только за госизмену, но и за убийство, кражу, дачу взятки. Но применялась она нечасто и, главное, само общество не было настроено на донос о «нетяжких» с точки зрения общественной морали преступлениях (кража, взятка).

Но это было в советском, ориентированном на высокие моральные принципы обществе и государстве насколько они соблюдались всеми, это отдельная тема, но то, что были реальным ориентиром, это несомненно.

А вот уже из российского кодекса 1996 года статья об ответственности за недонесение о преступлениях и вовсе исчезла свободная страна свободных людей. Осталась лишь статья «укрывательство преступлений» что совсем не одно и то же.

Действительно, какое уж тут несообщение когда на глазах у всех общегосударственную (общенародную) собственность дербанили с нарушением не какого-то там УК, а вообще всех представлений народа о правде, справедливости и честности.

Восстанавливать понятие о недонесении стала Ирина Яровая в ходе борьбы с террористической угрозой.

Это понятный и правильный посыл важно только, чтобы «нулевая терпимость» к террористам не была воспринята судебной и правоохранительной системой как повод для давления на тех, кто «не таков». Будь то бородатые мусульмане в кавказских республиках или скинхеды в Петербурге не нужно прессовать их только за то, что они не так выглядят и не с теми дружат.

Что же касается самой дилеммы «сообщать не сообщать», то о ней лучше всего сказал Достоевский. В пересказе Алексея Суворина это рассуждение великого писателя выглядит так:

«Разговор скоро перешел на политические преступления вообще и на взрыв в Зимнем дворце в особенности. Обсуждая это событие, Достоевский остановился на странном отношении общества к преступлениям этим. Общество как будто сочувствовало им или, ближе к истине, не знало хорошенько, как к ним относиться.

Представьте себе, говорил он, что мы с вами стоим у окон магазина Дациаро и смотрим картины. Около нас стоит человек, который притворяется, что смотрит. Вдруг поспешно подходит к нему другой человек и говорит: «Сейчас Зимний дворец будет взорван. Я завел машину». Мы это слышим. . . Как бы мы с вами поступили? Пошли бы мы в Зимний дворец предупредить о взрыве или обратились ли к полиции, к городовому, чтоб он арестовал этих людей? Вы пошли бы?

Нет, не пошел бы.

И я бы не пошел. Почему? Ведь это ужас. Это преступление. Мы, может быть, могли бы предупредить. . . Я перебрал все причины, которые заставляли бы меня это сделать. Причины основательные, солидные, и затем обдумывал причины, которые мне не позволили бы это сделать. Эти причины прямо ничтожные. Просто боязнь прослыть доносчиком. Я представлял себе, как я приду, как на меня посмотрят, как меня станут допрашивать, делать очные ставки, пожалуй, предложат награду, а то заподозрят в сообщничестве.

Напечатают: Достоевский указал на преступников. Разве это мое дело? Это дело полиции. Она на это назначена, они за это деньги получают. Мне бы либералы не простили. Они измучили бы меня, довели бы до отчаяния. Разве это нормально? У нас все ненормально, оттого все это происходит, и никто не знает, как ему поступить не только в самых трудных обстоятельствах, но и в самых простых».

И это говорит Достоевский к тому времени никакой не революционер-петрашевец, а державник и монархист. Это не страдания-метания либерала, ненавидящего власть царя (Сталина, Путина) это переживания русского интеллигента.

При этом понятно, что нужно ведь пойти и сообщить, потому что задумано убийство и погибнут люди, даже неважно, царской крови или нет но Достоевский не может заставить себя пойти, он укоряет себя в том, что не пойдет.

Почему не пойдет?

Вот в этом и есть разница между русским человеком и западным не в отношении к преступлению, а в отношении к стукачеству, к доносительству.

То, что для западного человека совершенно нормально, то для русского стыдно. Это относится к важнейшим отличиям двух цивилизаций.

Современный американец и европеец сообщит полиции о неблаговидном поведении соседа русский посчитает это низким. Эта разница объясняется вовсе не тем, что русские не любят порядок а тем, что они меньше боятся наказания.

В европейцев страх перед наказанием вбивали столетиями теперь это называют уважением к закону, но в основе всего лежит банальный страх. Русские куда более вольный и свободный народ поэтому и бесстрашный, и бесшабашный.

Не закон выше всего а справедливость, правда. Нет впитанного на генном уровне страха за то, что не настучишь на соседа ответишь сам. Нет той страшной конкуренции за место под солнцем, того «человек человеку волк», что выращивало на тесной европейской территории законопослушных граждан.

Именно поэтому применять статью 205. 6 у нас нужно очень аккуратно и исключительно в борьбе с реальной террористической угрозой.

Теги:

приговор, Ирина Яровая, Уголовный кодекс, преступление, борьба с терроризмом

Аналог Ноткоин - TapSwap Получай Бесплатные Монеты

Подробнее читайте на vz.ru