У Звягинцева получился фильм про Россию, какой ее представляют себе Ксения Собчак и Эхо Москвы - это их правда, их взгляд на народ. И то, что именно такая картинка становится мила сердцу условного Госдепа вовсе не главная беда нашей либеральной публики.

Очень показательно, что фильм Звягинцева «Левиафан» вызвал чрезвычайно бурную общественную реакцию в России только после того, как получил американскую кинопремию. То есть до этого, конечно, фильм еще и не шел в России, да и пиратские копии появились в Интернете незадолго перед присуждением «Золотого глобуса» - но все же совпадение символично.

«Левиафан» вызвал массу откликов - от самого решительного осуждения как заведомой и коньюктурной русофобии до восторгов в стиле «лучший фильм лучшего российского режиссера». О чем спорят? Явно не о кино - о русской жизни, о том, как мы сами относимся к себе и о том, как нас воспринимают иностранцы, о том, что такое государство, о маленьком человеке и большом обществе, о власти, о добре и зле. В общем, вечные наши вопросы - и Звягинцева можно было бы поблагодарить за то, что своим фильмом он спровоцировал дебаты на эти темы.

Можно было бы - если бы фильм не стал орудием как в геополитической идеологической войне, так и во внутриполитической борьбе. Если бы это произошло помимо воли режиссера - да и Бог с ним, любую вещь можно использовать не по назначению, нельзя сводить большое искусство к политическому или даже идеологическому нерву дня. Но беда в том, что Звягинцеву нравится то, что его кино становится орудием - а, значит, о «Левиафане» можно говорить в первую очередь как о политическим кино. К тому же и сам автор хотел, чтобы это было кино для всех:

«Я абсолютно убежден, что «Левиафан» - народная картина, а не произведение для небольшой кучки «понимающих». . . Конечно, фильм и для них, но если каким-то образом к этой публике смогут присоединиться самые обычные зрители, те, что не зовут себя синефилами, знаю - картина попадет им прямо в сердце. . .

. . . Все, что я снял, - светлые фильмы о любви, просто-таки пронизанные лиризмом. Потому что все они сделаны с огромной любовью. «Елену», «Левиафана», да и «Возвращение» с «Изгнанием» ругают за мрачность. Это ошибка. На самом деле вот что происходит, если ты с доверием смотришь на экран: ты узнаешь, как в зеркале, в этих чужих тебе персонажах себя самого и в процессе осознания, сочувствия, сомыслия с тобой происходит важная вещь - идет очищение, омовение смыслами, которые рождают в тебе надежду на перемены в собственной жизни. Закончились финальные титры, история персонажей завершена - и началась твоя собственная история. Фильм - это подарок, возможность подумать о происходящем с тобой самим. Поверьте, без любви невозможно заниматься творчеством».

Хорошие, правильные слова - и про желание попасть прямо в сердце, и про очищение, и про любовь, с которой снимает режиссер. Только вот что увидели в фильме зрители - даже те, которым он очень понравился?

«Для меня это фильм про утрату человеческого достоинства, про безволие, про моральное одичание, наконец. Плохи не только злодей мэр и лицемерный иерарх церкви, которому как раз и понадобился Колин участок земли под строительство храма. Плохи и маленькие люди Андрей Звягинцев ставит безжалостный диагноз всему российскому обществу: вы достойны такого мэра и такого пастыря. Других не ждите» - это Николай Усков, главный редактор «Сноба», одного из ведущих либеральных СМИ.

«В таком фильме единственный подлинный герой - его создатель, не побоявшийся вскрыть сопротивлявшуюся реальность, взломать код опостылевшей духовности и обнаружить за ним зияющую пустоту отмороженного безлюдного ландшафта. Это фильм-поступок - для всех, кто над ним работал, рискованный и откровенный, не оставляющий надежд на смягчающие кинематографические условности» - это Антон Долин, один из самых известных отечественных кинокритиков.

«То, как в «Левиафане» изображена корыстная, организованная церковь вместе с тошнотворно коррумпированной политической системой и запойным, фрагментированным обществом, не так уж далеко от российской действительности, как это стремятся показать власти», - а это уже английская «Гардиан».

«Это взгляд на вещи, как они есть. В цивилизованной стране народ знает, а власть понимает, что она - только обслуживающий аппарат. А у нас власть ведет себя так, будто она от Бога, а не от людей. И люди отчего-то согласны с этим положением дел. Как и с тем, что мы, как дикая азиатская страна, принимаем ситуацию с наследным правителем или правопреемником-назначенцем. Какая демократия, какая выборность? Не согласна с этим только небольшая кучка людей, которые книжки читают и смотрят сложное кино. Таких читателей никто не считал, а таких зрителей - тысяч сто, если верить Сергею Сельянову. Остальные - «Уралвагонзавод» и прочие «патриоты» или бездумно влюбленные подданные. Вот вам портрет России сегодня» - а вот это уже сам Андрей Звягинцев говорит и о фильме, и о России.

Конечно, одновременно режиссер заявляет, что «меньше всего рассматриваю «Левиафан» как публицистическое высказывание и уж тем ­более репортаж», и о том, что это общечеловеческая история - но все равно, хотя «идеи, лежащие в основе ленты, актуальны везде, но, конечно, это фильм о России, это очень русский фильм». Вот это главное - русский фильм, снятый с любовью о России и для ее народа. Так вроде говорит Звягинцев?

Но тогда почему и народ, и креативный класс, и уже тем более Запад увидели в фильме одно и то же - картину безнадежной жизни несимпатичного русского народа, которым управляют лживые и беспринципные духовные и светские власти? Кто ошибся - режиссер, снявший шедевр, неправильно понятый соотечественниками или народ, не увидевшей той любви, с которой к нему отнеслись? Или именно это и хотел показать Звягинцев?

Сначала о режиссере. Проблема Звягинцева, чей дебютный фильм «Возвращение» действительно вошел в историю отечественного кино, в том, что он так и не стал Тарковским. То есть режиссером, который может снимать фильмы о человеке и Боге так, что не имеет никакого значения историческая или географическая привязка места действия.

Достигни Звягинцев этой, к сожалению, недосягаемой для него планки (к сожалению, потому что он действительно талантливый режиссер), и никто не был бы в праве осуждать его за конъюнктуру и стремление угодить вкусам западных жюри. Да ему и в голову бы это не пришло. Я не говорю, что в «Левиафане» Звягинцев сознательно утрировал русский быт на экспортный лад - в том-то и дело, что нет.

Он сделал это неосознанно, просто в силу своего понимания русской жизни. Именно этот отстраненный взгляд на свой народ - а даже не отношение к нынешней власти - и стал главной причиной того, что у Звягинцева получилось то, что получилось.

А получился - диагноз. Получилось честное изображение той России, которая живет в головах нашего креативного класса - безвольной, слабой, обреченной на мрак и ужас, пока она не осознает, что «только принцип подлинной законности может при­вести нашу страну хоть к какому-то равновесию» (это Звягинцев). Законность - любимое слово наших западников, они уже много лет чещут этот кол об голову русского человека, делая вид, что не знают о том, что русские всегда ставили справедливость и благодать выше любого выдуманного человеками закона.

Но законникам неуютно в таком обществе - «это все равно, что на минном поле, вот то ощущение, с которым вы здесь живете, - говорит Звягинцев, - Очень трудно выстроить какие-либо перспективы - в жизни, в профессии, в карьере, - если вы не подключены к ценностям системы. Это глупое устройство общества и, к сожалению, вечное проклятие нашей страны. Идеи верховенства закона и равноправия едва ли здесь обсуждаются». Ценности системы (не народа - системы, какие же у такого народа могут быть ценности?), глупое устройство общества - как же может любить их тонко чувствующая натура?

Беда нашего креативного либерального космополитического класса в том, что относящиеся к нему искренне считают себя «лучшими людьми», ставят себя выше и отделяют от народа, который «быдло» бессловесное, и который во чтобы то ни стало необходимо просвещать - иначе он так и останется для них «Уралвагонзаводом», и будет выбирать себе власть, которая «ведет себя так, будто она от Бога, а не от людей» (такое восприятие власти, кстати, совершенно русское и православное, почему-то особенно сильно возмущает режиссера, говорящего при этом о себе как о верующем человеке).

Проблема Звягинцева не в том, что он считает присоединение Крыма безумием и восхищается «искренностью и честностью» «Пуси Райот», а в том, что он, как и его коллеги, «нормальные люди» (которые по его словам, «презирают Киселева с Леонтьевым, Мамонтова, Соловьева и прочих пропагандистов») даже не задумываются о том, что именно такое серьезнейшее, глубинное расхождение во взглядах и чувствах с собственным народом должно заставить их задаться вопросом: а так ли мы правы?

Но нет, в полном соответствии с традициями отечественного «малого народа», они делают совершенно противоположные выводы - нужно не себя сверять с народом, а народ «просвещать» о его убогой жизни, кошмарной власти и лживой церкви. Но такое «просвещение» вызывает лишь еще большее отторжение - потому что люди возмущаются, им не нравится, когда им показывают карикатуру (а у Звягинцева, по большому счету, получилась именно социальная карикатура - потому что до уровня наднациональной драмы он не дотянул). Народу не нравится не то, что ему показывают чернуху - а то, что он не видит в картине любви.

А без любви нет понимания, а, значит, нет и правды жизни - которая, конечно же, должна быть абсолютно авторская, но убедительная. Героям «Левиафаном» банально не веришь - их образы, созданные талантливыми актерами, плывут под нажимом авторской сверх-идеи. При этом за право номинироваться от России на «Оскар» с «Левиафаном», кстати, боролся фильм «Горько!» - ставший не только лучшей отечественной комедией за последние четверть века, но и продемонстрировавший ту самую, ставшую уже уникальной в нашем кино, любовь к своему народу, умную, тонкую и проникновенную, показавший действительно настоящую Россию. Вот где можно с полным правом сказать «верю!».

И хотя «Горько!» стал чемпионом проката в России, собрал прекрасную критику - наши спецы отправили «Левиафан». Ну, конечно, кто же поймет национальный колорит русской комедии - давайте лучше отправим «нового Тарковского», которого оценит Запад. Расчет оказался верным, Запад оценил - вот только, боюсь, вовсе не за универсальность темы, а за обличение «русского мрака».

Звягинцев не только не Тарковский, но он и не Шукшин. Василий Макарович умел снимать фильмы одновременно и тонкие, пронзительные, и народные (на самом деле противоречие между этими понятиями есть только в головах у космополитов). Любви и боли Шукшина у Звягинцева нет, как нет и холодной отстраненности гения и полукосмополита Тарковского - поэтому и получается фильм про «Россию, которую хотят спасти Навальный и «Пуси Райот».

Такой представляет себе Россию Ксения Собчак и «Эхо Москвы» - это их «правда», их взгляд на народ. И то, что именно такая картинка становится мила сердцу условного «Госдепа» вовсе не главная беда нашей либеральной публики - это лишь следствие, на самом деле не имеющее такого уж большого значения для России (ну мало ли у нас было клеветников - что своих, что иностранных). Несмотря на наличие целого ряда неоспоримых примет «работы на экспорт», само по себе это не делает «Левиафан» антироссийским фильмом. Но отсутствие любви делает его нерусским фильмом. Некрасивое получилось кино.

Теги:

кино, Андрей Звягинцев, креативный класс, Ксения Собчак, Левиафан

Закладки:.

Аналог Ноткоин - TapSwap Получай Бесплатные Монеты

Подробнее читайте на vz.ru