«Полит. ру» публикует колонку Игоря Свинаренко о знаменитом одессите Георгии Голубенко. Как классики сочиняют? Откуда что берут? Из жизни, что ли? Или придумывают? Иногда удается заглянуть в, как раньше говорили пафосные авторы, творческую лабораторию художника.

Как-то в Одессе я выслушал комедийную историю, - на дружеской попойке, Гарик Голубенко давал импровизацию. Это редкий дар - вот так с ходу выдавать текст, и чтоб в нем характеры и нюансы, тема и идея, и интрига, и что самое главное - еще и смешно. После, через какое-то время, главный персонаж этой истории дал мне свои свидетельские показания. Рассказал, что и как все было на самом деле.

Ну, давайте по порядку.

Сперва классик.

Он рассказал историю из жизни своего друга в его присутствии, причем, тот слушал молча и иногда только кивал. Или хмыкал.

«Он приехал из Москвы глубокой ночью, трезвый. Глаза у него горели.

- Что с тобой случилось? - спрашиваю.

- Ты не поверишь! Случилось то, чего я предположить - в отношении себя - уже не мог! Ты знаешь мою жизнь, ты знаешь мои романы. . . Ты знаешь все, что было. Но теперь я впервые понял, что такое любовь! Я влюблен! О, счастье! Это чувство, до сих пор мной не изведанное. . .

- Но как это случилось?

- Предмет моей любви таков, что он мог зародить чувство в ком угодно. Я не могу тебе объяснить, как все получилось. Все совпало! Был поздний вечер. Тусклый свет московских фонарей. . . Мы прогуливались у входа в театр. Затем мы входим в храм, храм искусств. Темный зрительный зал. Я помню этот спектакль. Мы сидели рядом. . . И дышали вместе. Мы вместе плакали. Все, все было вместе! Потом из этого зала мы поехали к ней. Эта темная ночь. . . Я не могу этого объяснить, но забыть это я не смогу никогда. Я не хочу этого забывать! Это было бы глупо. Потому что это великое счастье. У меня крылья за спиной. Во мне просто что-то зажглось. Я теперь совершенно другой человек. В общем, я тебе ничего не хочу говорить. Я несколько часов посплю, а потом мы вместе поедем ее встречать на вокзал, - она приезжает! Потому что мы не можем друг без друга, и это так естественно. Иначе быть не может. Мы не виделись уже больше суток. Я не знаю, как я это выдержал. Сейчас я забудусь сном. Скоротаю время. . .

И он забылся на какое-то время. Я стал его будить, но он отталкивал меня:

- Нет, я хочу еще спать и видеть ее!

- Так я тебе немножко налью, и мы поедем на вокзал, и ты ее там увидишь. Наяву!

Только тогда он вскочил с ложа. Иначе его нельзя было поднять с постели, вот только предложить алкоголя. Мы выпили и поехали, - да что тут ехать, до вокзала три квартала. Мы пришли. Подошел московский поезд. Мы стоим, ждем. . . Выходят люди. Их встречают. Они проходят мимо нас. Поток редеет, редеет, уже почти никого нет. . . Уже практически никого нет. Ну, вот разве что две проводницы. Но вряд ли. . .

- Нет, она, разумеется, - не проводница, - говорит мой друг.

Я говорю:

- Игорь, она не приехала!

- Не может быть, потому что она не может без меня жить. Не может! О чем ты говоришь! Это совершенно исключено.

- Но никого же нет. Ты помнишь, как она выглядела?

- Вообще-то было темно, а сейчас день. . .

И вот перрон пуст. Совершенно. Разве что из последнего вагона выходит бабушка. И - все. Игорь смотрит на бабушку, как-то понемногу меняясь в лице. Впрочем, назвать ее бабушкой - это все же преувеличение, но она женщина так лет 57, а нам было в районе 25. Я говорю:

- Кроме нее - никого нет.

Он размышляет вслух:

- Вообще-то я тебе говорил - был поздний московский вечер. . . Потом темный зал театра. . . Потом гостиница, ночь. . . А рано утром в Москве тоже темно. . . Я не очень ее разглядел. Но, помнится, она мне говорила, что она старше меня.

- Ну, ей если не 57, то точно 55.

Она подходит ближе, и я уточняю:

- Нет, тут речь идет о 60-63 примерно. Она может быть подругой моей мамы.

Она сперва засуетилась, когда нас увидела, а дальше стала вглядываться в нас и замедлила ход. . . Наверно, она тоже не очень хорошо рассмотрела Игоря в московской темноте и пыталась понять, кто из нас двоих он. Ей, наверно, было неприятно видеть двух молодых красавцев, против которых она при свете дня смотрелась необычайно бледно. Рассмотрев нас, она сказала:

- Ну, я думаю, о серьезных намерениях и планах на будущее речи быть не может.

Игорь говорит:

- Ну, почему, на недалекое будущее планы могут быть. Обратный поезд через час 25 минут, я могу показать вам город! Не весь, но! Вот, к примеру, привокзальная площадь, и Привоз здесь неподалеку.

Она говорит:

- Не нужно, не нужно, Игорь, спасибо за все, что было. Я рада, что это случилось в моей жизни.

Он говорит:

- Я рад, что вы рады. Я тоже рад, что все так мирно закончилось.

- Я сама поброжу. До свидания.

И ушла. Я говорю:

- Лучше б ты напился с кем-то из приятелей, какого хера ты поперся в этот театр? Чего ты не видел в этой Комиссаржевской?

- Да какая Комиссаржевская, это всего лишь завлитша, кто-то мне дал ее телефон. Я хотел на халяву сходить в храм искусств. Она меня встретила у входа в свой театр. . . И вот как-то началось, закрутилось. Но какое было чувство! Ты себе не представляешь. Ты никогда не испытывал такого».

На этом рассказ Гарика закончился.

Концовка, как мы видим, несколько скомкана, но ведь надо понимать, что все вот так с ходу сконструировано, без подготовки, за столом, где все уже пострадали от алкоголя и шумят, и звенят посудой, и смотрят во все глаза на героя Одессы, и счастливы быть его современниками. Персонаж, однако, как бывший поэт дал свое лирическое резюме:

- Жизнь такая штука - если ты встретил женщину, которая хоть на месяц сделал тебя счастливым, так за это надо благодарить судьбу. А некоторым приходится вспоминать всего один вечер или одну ночь.

Гарик похвалил бывшего поэта:

- Это немало, кстати. Целый вечер! У многих не было даже этого.

Прошло какое-то время. Однажды мы ужинали с Игорем, героем love story, и вспомнили тот сюжет. И он решил дать свою версию - как все было на самом деле. Ну, грубо говоря, истины не знает никто, человек не может рассказать правду, потому что она невозможна при жизни, самое большее, на что он способен - это дать отчет о своих чувствах, которые он испытал или, как ему кажется, испытал. Вот максимум, на что можно рассчитывать.

И вот версия главного героя.

«Могу тебе рассказать, как все было на самом деле. Это, кстати, вовсе не смешная история, смешного в ней нет ничего. . . Все началось с того, что летом 83-го, ну самое позднее 84-го, я собирался на стажировку в Москву. И вот однажды, думая о своих грустных финансовых делах, я заехал на Плиты, так называлось блатное место в Аркадии, где купались цеховики - и там встретил Лиду, знаменитую фарцовщицу. Она говорит:

- Я слышала, ты в Москву едешь? И денег у тебя нету, как всегда? Эх ты, вшивый доцент, не зарабатываешь, так хоть взятки бы брал! Так вот слушай. У меня есть подруга Марина, татарка, она сейчас тут отдыхает, и если ты согласишься ей перегнать машину в Москву (ей лень самой рулить), она даст тебе рублей 200. Или даже 300. Она фарцовщица, тоже очень крутая.

Я соглашаюсь. Нас знакомят. Эта Марина какая-то противная, но фигура хорошая. Она мне дает ключи от своей машины, от «трешки», это было очень круто - и говорит:

- Вы ее подготовьте к рейсу. Масло там надо поменять, то-се.

Я в тот же вечер поменял, на свои суточные. А ей сразу предложил:

- Давайте выедем в 6 утра.

- А че так рано?

- Ну, до Киева 500 км и от Киева еще 750 примерно. 1250 км за световой день не так легко пройти.

- Да нет, ерунда, мне рассказывали что это как два пальца об асфальт.

Ну, ладно. В 8 утра приезжаю за ней, она выходит с фарцовщицей еще какой-то, ту надо куда-то завезти по дороге. Садится эта Марина и начинает со мной разговаривать так, будто я ее холуй. А такого не переношу. И говорю:

- Марина, послушайте, вы там сидите себе сзади и не мешайте мне вести машину.

Она мне тоже что-то говорит. Ну, слово за слово, мы проехали кварталов шесть, после чего я развернулся и подъехал к своему дому. Там я вышел из машины, отдал Марине ключ, сказал «Всего доброго!» и ушел.

А в Москву-то надо. Я пошел в кассу Аэрофлота. И там встретил Кадика (он же Аркадий), старого товарища, с которым не виделся много лет. Он был философ, понимал жизнь и учил нас. Кадик раньше других ребят в нашей компании начал спать с девушками и объяснял нам, как все в этом деле устроено, и что там самое главное:

- Чтоб иметь успех у женщин, не надо быть хорошим мужчиной, не надо иметь много денег, - а просто надо, чтоб было, куда привести.

Еще он учил вот чему:

- Есть набор пластинок, которые укатают любую женщину!

Причем, это была не болтовня, он это демонстрировал на дамах, которых уламывал - в ассортименте, от продавщицы пирожков до проректора консерватории. Кадик начинал так:

- Как вас зовут? Светлана? Какая у вас бархатная кожа, какие роскошные волосы. Вы знаете, что такое счастье? Я могу вам рассказать про это. Вот так крутишься один, как волчок, целый день деньги зарабатываешь. Задницу подставляешь. А для чего? Другое дело - прийти к своей двери, домой, нажать кнопку звонка и услышать топот маленьких ножек и крик: «Папка пришел!»

Это была пластинка первая.

Дальше шло по нарастающей и, когда надо было даму укладывать, он спрашивал, расстегивая верхнюю пуговицу своей рубашки:

- Продолжим банкет?

Если на это не было быстрой реакции, он говорил:

- Странно! Светлана, вы не производит впечатления ханжи. А мне казалось, у нас редкое совпадение биологических полей.

Затем он ставил новую пластинку:

- Вы знаете, есть у меня что-то сокровенное, бабье. Я очень тяжело иду на связь, у меня нет за спиной случайных интрижек.

Там были и другие пластинки, я уж всех не упомню. Сейчас Кадик живет в Америке. Один. Постоянно ищет единственную и неповторимую. Он романтик. . .

А тогда, в Одессе, он стоял у авиакассы и думал - куда б отправиться в отпуск, который у него как раз начался.

- Так ты, значит, в столицу? Слушай, а нельзя ли и мне с тобой поехать? В Москве мне негде остановиться, я там никого не знаю. А ты человек бывалый, вращался. . . Деньги не вопрос. Я банкую, будем гулять.

У Аркадия были, по советским временам, сумасшедшие деньги, он собирался в отпуске за две недели прокутить аж 600 рублей!

Прилетаем. Лида, фарцовщица, уже в Москве. Звоню ей, она говорит:

- Ну, ты, как обычно, показал себя. Мог бы заработать 300 рублей. Ну, хамка она, и что? Ты потерпеть не мог? Тебя бы убыло?

- Иди-ка ты.

- Короче, приходите с другом вечером в Дом кино, поужинаем.

Мы приходим. Там с Лидой сидят двое - известная московская дива, подруга и любовница разных московских ньюсмейкеров, назовем ее Верой - и завлит одного театра (или кто она там?) по имени Тамара. Дамы были симпатичные, но уже в возрасте. Первой слегка за 40, второй под 50. И наели-напили мы там тоже под 50, тарталетки там и прочее, все как положено. Кадик заплатил за стол, обещал же банковать. После мы пошли продолжать банкет, домой к одной из подруг, она жила там рядом, на Тверской. Там я впервые в жизни увидел видеомагнитофон. Поставили кассету, Майкл Джексон, и к нему какие-то уроды лезли в окно. Меня это чудо техники поразило!

Короче, я стал ухаживать за Тамарой, а Кадик - за Верой. Выбор был, да, небогат. (Лида - она была не по этой части, да и не вдохновляла, я с ней просто дружил).

И вот мы сидим у Веры, что-то пьем.

Аркадий решил включить долгоиграющую пластинку:

- Вы знаете, Вера, у вас такая бархатная кожа. Такие шелковые волосы. Вы знаете, что такое счастье?

И тут она его перебивает:

- Аркадий, вы или стукач, или подонок.

Такой отповеди он еще никогда в жизни не получал. Он изменился в лице. Она продолжала:

- Аркадий, вы милый мальчик. Мы сейчас выпьем водки и пойдем трахаться.

Нет, таких текстов Кадик в 1984 году в Одессе не слышал и слышать не мог. Он испугался. Я ему сказал на ухо, чтоб успокоить:

- Кадик, не бойся! Она просто умная женщина. Ты чего хотел? Трахнуть ее. Она тебе сразу объявила, что согласна. Радуйся! Все идет по плану.

Меж тем Вера говорит:

- Аркадий, ну помогите же мне снять колготки!

Он начинает снимать, но у него не очень получается.

- Приват-доцент, может, вы поможете другу?

Я, глядя в видак, одной рукой помогал Аркадию раздевать даму, она уже была пьяная в дым.

Часа в два банкет угас, Кадик остался у Веры на Тверской, а я поехал к Тамаре, она жила на Мосфильмовской. У нас с ней все было очень чинно, я бы даже сказал, очень консервативно. Мы там выпили еще с ней и легли в постель - раз она меня к себе пригласила, то это была обязательная программа, иначе бы получилось, что она себя неприлично ведет. Это был просто ритуал, ну, раз положено - так давайте переспим. Тамара была невероятно достойная женщина. У меня не было ощущения, что она сильно торчала от этих дел. Ну и что? Я имел с ней романтические отношения. Мне было с ней интересно. . . Она смотрела за мной очень хорошо - вставала утром, варила мне кофе, готовила мне завтрак, какие-то доставала крабы, еще что-то. Когда мы утром встретились с Аркадием, он жадно смотрел на пирожки с повидлом, которые продавались на улице с лотка, - давай, говорит, пирожков возьмем, уже 11 часов, а я крошки во рту не имел! Вера ему сказала, что даже и форель могла бы ему приготовить, просто она не может встать раньше 12. Поговаривали, что в нее когда-то был влюблен Бродский. А теперь вот в нее влюбился Кадик. Он мне рассказал про ту их первую ночь. Он решил выступить по полной, раз он же влюбился, Вера казалась ему выдающейся женщиной, он никогда не видел таких!

- Мы легли в постель, переспали один раз, второй раз, - а она так вяло реагирует. Потом когда я изо всех сил в третий раз, она проснулась и сказала: «Аркадий, ну скоро вы начнете меня трахать?»

Вера была очень симпатичная, очень остроумная, только серьезно бухала.

Мы вчетвером каждый день ходили в Дом кино, мне было неловко, я ж без бабок. Мои суточные ушли очень быстро. Конечно, мы пропили все деньги Кадика, он даже заложил свои часы «Ориент», после чего уехал домой - пребывание в Москве утратило смысл.

Я остался, у меня же стажировка. Жил у Тамары. Я в нее вообще влюбился и чуть ли не замуж звал. Она в ответ посмеивалась. А я был женат тогда вторым браком, и у меня был маленький ребенок, - но я сказал, что разведусь, ведь я женился вынужденно, а теперь у меня большое светлое чувства. . .

У Тамары были очень удивительные знакомства. Она, например, брала меня на дни рождения к таким знаменитостям, что сказать страшно. Каких людей я тогда увидел, узнал! Помню с одной знаменитой поэтессой мы даже спорили про Ахматову, где та родилась: в Севастополе (ее версия) - или у нас на 16-й станции Фонтана.

Какие-то люди из московского бомонда после приезжали ко мне в Одессу, позже, когда я уже стал зарабатывать как кооперативщик. Я снимал для гостей богатую дачу на 16-й станции Фонтана. . . Бывало идешь с кем-то из великих актеров на Привоз, так ему даром все давали: «А, а это вы! Возьмите огурчиков, возьмите раков!»

И вот моя стажировка в Москве подошла к концу. . . Мы попрощались с Тамарой. Я вернулся домой. Она захотела приехать ко мне в Одессу. Когда она приехала, наши отношения стали как-то странно скукоживаться. По простой и стыдной причине: у меня не было денег. . . Страшная вещь - не было денег, и все тут! Она обижалась, что я не провожу с ней все время, а где-то прячусь. А я не прятался, я просто калымил на своих «Жигулях», чтоб сходить с ней поужинать куда-то или хоть прийти с шампанским. Для этого надо было часов пять провести за рулем, средняя перевозка стоила рубль. Любовь стала вянуть. Мы оба это почувствовали. Тамара быстро уехала. . . Это был конец love story.

В новой жизни я созвонился с ней в Москве, позвал на ужин, она пришла с подругой (мудрая женщина!) в «Маму Зою», мы вели светскую беседу. Ни о чем большем не могло быть и речи, ей было 65 лет. А не 49, как в момент нашего знакомства.

Историю эту Гарик запомнил. И рассказал ее так, будто она смешная. А где тут смеяться?»

Аналог Ноткоин - TapSwap Получай Бесплатные Монеты

Подробнее читайте на polit.ru