фото показано с vz.ru

Акция я не боюсь сказать вызывает смешанные чувства. В ней определенно есть дурные стороны. Однако конспирологи, ищущие сейчас во флешмобе следы заокеанских кукловодов, забывают одну простую вещь.

Прогремевший в соцсетях флешмоб о сексуальном насилии «#янебоюсьсказать» вызывает такое множество мыслей и реакций, что трудно изложить их в короткой заметке. Тема слишком личная, болезненная для многих женщин, да и немалого числа мужчин не случайно она вызвала столь эмоциональные и зачастую полярные отклики.

Сама я два дня практически подряд читала истории под хэштэгом.

Да, некоторые из них звучат сомнительно и вызывают вопросы; в двух или трех случаях ясно видно, что человек «сочиняет». Это и неудивительно: к такой акции не могли не присоединиться люди истероидного склада, жаждущие покрасоваться и собрать побольше лайков.

Но в подавляющем большинстве истории, увы, правдоподобны и вполне совпадают с тем, что известно из жизни: с собственным опытом, школьными и студенческими историями, рассказами ровесниц и подруг, с тем, что случалось видеть вокруг или сталкиваться в правозащитной практике.

Удивительно слышать от иных, что «изнасилований не может быть так много, истеричные бабы и феминистки все выдумывают».

В хрустальной башне, что ли, выросли эти люди? Или за последние десятилетия общественный климат в стране в самом деле так изменился в сторону лицемерия и ханжеского замалчивания проблем?

Когда я росла, мысль «изнасилований не бывает, а если и бывают, то где-то далеко и только с плохими девочками» показалась бы дикой. В 1980-х начале 1990-х все точно знали, что такое бывает, и очень нередко, что это распространенное общественное зло, от которого не застрахована ни одна женщина детородного возраста и мало-мальски презентабельной внешности. Хуже того: не застрахован даже ребенок.

Изнасилование как трагедия и причина для страшной мести было излюбленным сюжетом книг и фильмов; в журналах для женщин и подростков публиковались советы по безопасности и приемы самообороны, а главными «феминистами» того времени были, видимо, писатель Астафьев и режиссер Говорухин.

Носила мини-юбку, заигрывала с мальчиками ну как было ее не изнасиловать и не убить? (фото: Michaela Begsteiger/imagebroker/Global look press)

Позже, в 2000-х, с наплывом в крупные города кавказской молодежи и трудовых мигрантов из Средней Азии, к «родным» насильникам присоединились заезжие целая армия молодых мужчин, оторванных от семьи и привычных порядков, томящихся без женской ласки и, в большинстве своем, имеющих весьма своеобычные и грубые представления о том, что такое женщина и что с ней делать.

В результате, например, по официальным данным на начало 2013 года, мигранты совершали половину всех изнасилований в Москве.

Однако говорили об этом уже одни только националисты. Тема сексуального насилия как такового ушла из общественного сознания, уплыла куда-то в «феминистический дискурс», в один ряд с сомнительными претензиями к «лукизму» и «объективации».

Среди мужчин же воцарилась мода на книги Новоселова и Виса Виталиса, на «этологические» теории сексуального поведения, гласящие, что раз мы произошли от обезьян, то надо соответствовать.

Нечего тут с бабами разговоры разговаривать, хочешь быть «высокоранговым самцом» хватай любую подвернувшуюся самку и тащи в кусты: она, самка, только этого и ждет, а если пищит и сопротивляется, то лишь для виду.

Громкие дела об изнасилованиях в последние годы от Иванниковой и Бешновой до «солевой» снова и снова демонстрируют неадекватную, пугающую реакцию значительной части общества.

Сама виновата, что села в такси. Сама виновата, что возвращалась домой поздно вечером. Сама виновата, что пошла в гости к однокласснику. (Видимо, всякий раз, отправляясь в гости, эти люди берут с собой вазелин и готовятся к групповому сексу со всем праздничным столом).

Носила мини-юбку, заигрывала с мальчиками ну как было ее не изнасиловать и не убить? Мужчины они же самцы, себя не контролируют, за свое поведение не отвечают. В том, что мужчина ведет себя как бешеное животное, всегда виновата женщина подошла к нему слишком близко, проявила неосторожность, «спровоцировала»

Такая сексуальная антимораль и прежде существовала в маргинальных, «гопнических» слоях; но в советское время она осуждалась и подавлялась сейчас же вышла на свет, обрела своих пропагандистов и защитников и раскинулась вольготно, во всей своей специфической красе.

Сама акция «я не боюсь сказать» как формат высказывания вызывает смешанные чувства. В ней определенно есть дурные стороны.

Самое неприятное, что это «дикий психоанализ». Люди просто вываливают свои тяжелые воспоминания «граду и миру», без системы, без страховки, без какой-либо «техники безопасности», подначивая и накручивая друг друга, местами доходя до какой-то коллективной истерики.

Сталкиваются, разумеется, с самыми разными реакциями от сочувствия до издевательств и троллинга. Для людей, переживших серьезную психическую травму на почве сексуального насилия независимо от того, пишут ли они сами или только читают такой «сеанс групповой откровенности» несет в себе большой риск.

Уже сейчас психотерапевты сообщают, что к ним массово обращаются люди, у которых этот флешмоб вызвал наплыв воспоминаний, казалось бы, давно и счастливо похороненных, и обострение болезненных переживаний.

Не вполне правильно, что весь флешмоб, начиная с названия, задает определенный тон и настроение, указывает женщинам, что именно говорить. Насилие и разговор о насилии должны вызывать страх. Страх, стыд и страдание. Никак иначе. Если у тебя нет тяжелых переживаний, с этим связанных поищи хорошенько и найди!

Местами это, кажется, превращается в какое-то болезненное соревнование в том, «кому хуже пришлось» и женщины, которым удалось удачно отбиться от насильников или вовсе не приходилось с ними сталкиваться, пишут об этом почти извиняющимся тоном.

А когда одна девушка, тоже смущаясь и извиняясь, признается, что ей в юности чьи-то грязные приставания не причинили никакой беды, наоборот, было весело и любопытно ей отвечают: «О, это у вас замороженные чувства, сходите к психотерапевту, он поможет вам понять, как вам на самом деле было плохо!»

Впрочем, современный культ «всемогущей травмы» отдельная большая тема.

Напрасно свалены в одну кучу любые неприятности на сексуальной почве: от настоящих изнасилований до приставаний, непристойных предложений и оскорблений.

Согласно феминистической теории, все это «насилие» в равной степени; на мой взгляд, это какая-то недостойная девальвация настоящего насилия. Плохо и то, и другое однако истории с физической агрессией, с истязаниями, с опасностью для жизни и здоровья принципиально отличаются от историй, в которых ничего этого нет.

Но с другой стороны, такой «широкий срез» дает общую картину явления. Женщины в связи с тем, что они женщины (да еще и молодые и привлекательные), сталкиваются в нашем обществе с целым спектром неприятных реакций и эффектов; изнасилования здесь верхушка айсберга

Однако эти и другие замечания к форме не могут отменить и перечеркнуть содержание.

Конспирологи, ищущие сейчас во флешмобе следы «заокеанских кукловодов», забывают простую вещь: можно придумать любую акцию но «взлетит» лишь та, которая действительно затронет сердца десятков тысяч людей. За которой стоит настоящая радость и гордость или настоящая боль.

Любой «циничный манипулятор» манипулирует реальностью: подобно паразиту на теле животного, он не выживет, если не будет использовать настоящую кровь. И не видеть эту реальность, сильную и важную, которой живут люди, а видеть только «кукловодов и кукол» и значит жить в мире иллюзий.

А реальность в том, что семейная и сексуальная сфера сейчас переживает кризис. Кризис давний, начавшийся, видимо, вместе с индустриализацией, окончательно оформившийся во времена сексуальной революции.

У нас еще и усугубленный «травмой 90-х», когда все прежние правила жизни были отринуты как «наследие совка», а новые так и не сложились.

Традиционные неписаные правила отношений полов ушли в прошлое вместе с традиционным обществом а новых нет.

Что такое секс, зачем он, как относиться к противоположному полу, зачем нужна семья и чего от нее ждать, каковы права и обязанности в паре все зыбко, мутно, в любой момент грозит провалиться под ногами и засосать тебя в трясину.

В половых отношениях царит «дикий рынок»; между мужчинами и женщинами холодная война без правил, с беспрерывными взаимными обидами и претензиями.

Принцип: «Просто отринь предрассудки и живи, как тебе нравится!», похоже, не действует. Полюбовно договориться удается отдельным парам но на уровне огромного общества «полюбовность» не работает.

Нужны новые правила жизни. И их не принесет никакой законодатель с горы на сияющих скрижалях выработать их сможем только мы сами. А для этого надо говорить друг с другом в том числе и о том, о чем принято было (кем? почему?) молчать.

Среди многообразных негативных реакций на флешмоб, полных раздражения и порой плохо скрытого страха, хотелось бы особо выделить одну.

Сейчас мы много читаем о том, что откровенный разговор о сексуальном насилии «антитрадиционен». Что цель его подорвать семью, опорочить и разрушить традиционные ценности, превратить мужчин и женщин в «толерантных, бесполых, ненасильственных существ»

(Поразительный заметим в скобках знак равенства между отказом от насилия и «бесполостью». Неужто тот, кто не бьет женщину по голове и не тащит в кусты, уже и не мужчина?)

И вообще, зачем так откровенно говорить на публике об интимной сфере? Как-то это неприлично, совсем не в наших традициях

Однако если уж заводить разговор о русских традициях и вечных ценностях думаю, стоит вспомнить величайшего из русских писателей.

Человека, у которого была по этому вопросу собственная позиция: позиция очень определенная, очень активная и такая, которая не пришлась бы по душе нынешним «консерваторам».

Федор Михайлович Достоевский православный, глубоко верующий человек консервативных политических взглядов начал писать о насилии над женщинами и детьми, о семейном насилии, о педофилии в те времена, когда темы эти были намного более табуированы, чем сейчас.

И писал с такой силой и пронзительной болью, какой едва ли достигал еще кто-либо из литераторов.

По страницам повестей и романов Достоевского проходит вереница оскорбленных, изуродованных сексуальным насилием женщин и девочек. И насилие для него это не одно лишь буквальное изнасилование.

Вот Сонечка Мармеладова чистая девушка, вынужденная торговать собой, чтобы прокормить семью. Вот Настасья Филипповна жертва старого сластолюбца, красавица с изломанной душой, с вечным ощущением своей «испорченности» и бессильной жаждой мести.

Вот Дуня Раскольникова, умная, благородная, глубоко порядочная, чью жизнь лишь по счастливой случайности не сломал «харасмент» домогательства женатого работодателя. Вот Нелли девочка-подросток, но уже глубоко оскорбленная и озлобленная пороками взрослых. Вот жертва педофила бедная маленькая Матреша

Обо всех них изнасилованных, соблазненных, развращенных, даже просто оскорбленных непристойными предложениями («Подумаешь, ерунда какая!» пишут нынешние ухари в соцсетях) Достоевский рассказывает с глубоким уважением и состраданием.

Разухабистого гопнического: «Сама виновата, спровоцировала!» в его книгах мы не найдем и в помине. Изнасилование и совращение становится для Достоевского эталонным образчиком и символом зла, пронизывающего наш мир; а совращение ребенка для него зло предельное, абсолютное.

Достоевский не только писал о страданиях женщин и детей занимался он и тем, что на современном языке вернее всего будет назвать правозащитой.

В «Дневнике писателя» мы встречаем подробное освещение тогдашних судебных процессов по делам о семейном насилии Джунковских, Кронеберга, Корниловой. В одном случае (Корниловой) писатель даже активно вмешался в процесс: сам встречался с подсудимой, привлек юристов, врачей и, разобравшись в деле и придя к выводу, что беременная женщина, приговоренная к каторге, невиновна, добился ее оправдания.

В своих суждениях он неизменно вставал на сторону слабых и обиженных и не боялся ни «лезть в семейные дела», ни «говорить о грязных подробностях», если этого требовала справедливость. Как видно, он не считал, что этим «унижает семью» наоборот, судя по его текстам, видел в этом борьбу за семью, за ее целостность и святость.

Пронзительные слова о том, что никакие великие цели и блистательные перспективы не стоят слез одного замученного ребенка это не «леваки, внедряющие ювеналку». Это Достоевский.

Глубокое сочувствие не только к изнасилованным, но и к обманутым, совращенным, оскорбленным, даже к проституткам, вышедшим на панель от безысходности это не «феминистки». Это Достоевский.

Пристальное внимание к судам, условиям в тюрьмах и на каторге, детским приютам, семейному насилию, проституции, нищете; словом, к болевым точкам общества, к положению самых бесправных и обездоленных это не «либерасты на западных грантах». Это Достоевский.

Способность бесстрашно говорить о самых темных, грязных, «неприличных» общественных язвах, вплоть до столкновений с цензурой, которой такая откровенность казалась чрезмерной это не флешмоб «#янебоюсьсказать». Это Достоевский.

И неутихающая боль за оскорбленного и страдающего человека, и отказ отмахиваться от этой боли, объявляя ее «нормой» или «личным делом», и гнев против этого разлитого в мире зла это тоже Достоевский.

Гений, создавший новый язык для разговора о человеке и его душе; писатель, после которого уже нельзя было ни писать, ни жить, как раньше.

Где же нам искать свои традиционные ценности, если не у величайшего из наших творцов? У человека, само имя которого прочнее любого другого ассоциируется с русской культурой?

А если его ценности кажутся нам «провокацией» и «подрывом» и вызывают бурное негодование быть может, с нами и нашими «скрепами» что-то не так?

Теги:

насилие, женщины, изнасилование, секс

Закладки:.

Аналог Ноткоин - TapSwap Получай Бесплатные Монеты

Подробнее читайте на vz.ru