Мы публикуeм отрывок из книги Игоря Свинаренко о судьбе ветерана Вермахта, Райнера, с которым ему довелось беседовать уже в 2000-е годы. Другие фрагменты можно найти на «Полiт. ua» (вступление, глава 1, глава 2, глава 3, глава 4, глава 5, глава 6, глава 7) и портале «Уроки истории».

Работал Райнер в проходке. Лично он бил перфоратором (на сжатом воздухе) скважины, они же шпуры, глубиной полтора метра и диаметром 4 см. (Студентом я сам не раз брал в руки перфоратор, когда подрабатывал на стройке, да и после в шабашках. ) Там еще был поддув который убирал из шпура пыль, чтоб бур мог идти дальше, и она стояла столбом так что даже с лампой ничего нельзя было рассмотреть. Нос забивался этой пылью, и рот, если открыть, она и в легкие шла. Очень вредно для здоровья, да, но это не помешало Райнеру дожить до наших дней и прекрасно себя чувствовать. Хочешь не хочешь, а приходилось делать перерывы и ждать, пока пыль рассеется, и в это время отсмаркиваться и отхаркиваться. Когда добуривали до нужной глубины, в скважину забивали пару-тройку динамитных шашек, в последнюю вставляли запал, и все это заклеивали глиной, и только проволочка торчала наружу. Глина была сухая, чтоб ее разводить воды не было, а кофе было жалко тратить на такое дело, ну и в нее просто ссали, а после замечательно замешивали этот технологический раствор. Ну а дальше приходил взрывник и делал свое дело при помощи адской машинки, подсоединенной к запалу той самой проволочкой.

Дальше пролетарии проверяли, не осталось ли невзорвавшихся шашек, и ставили крепь, чтоб так называемая кровля не обрушилась. Чутко прислушиваясь не потрескивает ли что в толще над.

После туда прокладывали рельсы, породу грузили в вагонетки и подавали к стволу.

Самое неприятное - когда вагонетка забурится, то есть сойдет с рельсов. Тогда ее деревянными рычагами ставили на место, процесс очень утомительный. Ну и работка. Казалось бы, при чем тут война? А вот. Пошел человек в зенитчики, интеллектуальное, казалось бы, занятие, и вот на тебе, загнали в шахту да еще на голодном пайке, за смену два бутерброда, причем с маргарином.

После, понятно, ставили деревянную крепь. (Примечательно, что в 47 году деревянные эти стойки с перемычками ушли в прошлое, и вместо них стали использовать металлическую сборную крепь. Европа, новые технологии! Мы с этим сильно запоздали…)

Поляк тот, Йозеф, как опытный шахтер на первых порах шпынял Райнера, который не понимал, что к чему, помощник из него был неважнецкий. Он орал: «Пся крев, ну для чего ты вообще родился?» Этот вопрос занимал и самого обруганного, солдата разбитой армии, который отбывал срок на настоящей, без преувеличения, каторге.

Орал на Райнера не только этот поляк, но и, разумеется, бельгиец - горный мастер. Старик эти проклятия запомнил и донес до нас как «Non dit dieu! Milliarde dieux! Merde!» Хотя скорей первый возглас был Dieux de Dieux, то есть «Черт возьми!» А дальше по тексту все правильно. Мастер звал Райнера Grand, поскольку тот длинный, а бельгиец был коротышка.

В новогоднюю ночь мастер подошел к ним, а как раз была смена, праздник не праздник, какая разница, и поздравил: «Bonne année, Josef! Bonne année, Grand!” Впрочем, бельгийцы не очень тогда уважали не то что новый год, а и вовсе даже Рождество, им, по крайней мере подземным работникам, был ближе праздник Sainte Barbe, она же Santa Barbara, покровительница артиллеристов и шахтеров. Райнеру его шеф сказал, что тот может остаться в Бельгии, а домой ехать не надо: кто возвращается в Советскую оккупационную зону, тех сразу шлют в Сибирь.

Я, кстати, в какой-то момент вспомнил мемуары своего деда, я сам его заставил их писать:

«Тогда начали восстанавливать шахты. Было много пленных немцев, они почему-то очень переживали за дело, работали старательно и дисциплину понимали. Если кто ленился, вспоминал дед с мистическим почти ужасом, удивляясь иностранному менталитету, так старший из немцев сразу давал лентяю в морду. Переводчица Лиза пыталась ему объяснить, что у нас не положено так с рабочими обходиться. Это не помогало.

А был случай, забурилась вагонетка, и туда послали двоих - нашего и немца, сгрузить породу, чтоб вагонетку обратно поставить. Немец просит нашего: «Помоги, подать надо вбок». Тот отвечает: «Зараза, сам ставь!» Тогда немец подходит, да нашему ка-а-к врежет раз. Тот пошел пожаловался начальнику шахты. И начальник недоволен: «Что такое, почему нашего немец бьет?» Вызвали немца. Тот объясняет:

- Он не хочет работать, вот я его и ударил.

И подходит, разворачивается, замахивается, - хотел наглядно показать, как бил.

- Не надо, не надо!

Начальник говорит нашему:

- Тебя, скотину, надо не раз было стукнуть, а 10 раз! Животное! Почему не помог? Породу надо убрать скорей, шахту надо восстановить!»

- Вот такой молодец оказался немец, - вспоминал дед еще много лет после войны. Какие странные скрещенья, да…

Пришлось Райнеру поработать и коногоном. Раньше, как известно, в шахтах использовали слепых лошадей, которые, раз спустившись под землю, больше уж никогда не поднимались на поверхность. Лошадь была запряжена в вагонетку (во многих случаях русские шахтерские термины те же, что и у немцев, которые и учили нас когда-то горному делу, и только вот это транспортное средство называется чисто по нашему, а не der Hunt, как в немецком, небось, потому что звучит опасно; да и к тому ж в старые времена, когда мы учились у немцев техническим новшествам, вагонеток не было, и уголь и породу таскали корзинами, прицепленными к поясу рабочего). Райнер лошадью управлял, командуя по-валлонски, иными словами, по-французски. Wieh ang pieh! (это в немецкой транскрипции, Райнер показал мне запись в своей тетрадке, чтоб удостовериться; как вы понимаете, письменного французского в шахте не было, только устный). Видимо, там говорилось что-то вроде: Viens un peu! «Пошла!» И еще была команда: Hooh! «Стой, проклятая!»

Я слушал Райнера с понимаем. Ну да, на каком языке идет производственный процесс, на таком выучиваешь и рабочие термины. Когда я в студенчестве в ГДР подрабатывал на заводе Ventil в Лейпциге, то работал при помощи Luftschraube, он висел над конвейером на пружинах, и я им закручивал четыре гайки сразу. Прибор это был на сжатом воздухе. Как он называется по-русски, я и знать не знал - в России я с таким не работал. Щас гляну в словаре перевод… «Воздушный винт». Понятно, нет?

Когда шахтеры поднимались на гора, то, конечно, шли в баню, то есть в душевую, а как иначе. И не было другого выхода, как выдавать им казенное мыло, а то б черные ходили. И вот немцы копили обмылки, склеивали их после в куски побольше и потом продавали коллегам-бельгийцам.

А то еще была трехдневная забастовка (как это сейчас бывает, вспоминает Райнер), и зеки отдыхали. Бастовали против снижения расценок. И что вы думаете - требования забастовщиков были выполнены! Зеки, конечно, по своему статусу бастовать не могли, но, поскольку они были на вспомогательных работах, то простаивали и как бы тоже бастовали.

Платили зекам особыми лагерными «деньгами». На которые можно было отовариваться в столовой. К примеру, за один трудодень можно было прикупить бутылку пива. Скопленного за четыре дня работы хватало на 100 грамм ветчины. Впрочем, большинство тратило все заработанное на курево. (За вечер работы на вышеупомянутом Ventil наряд мне закрывали на что-нибудь в районе 30 марок, чего хватало, например, на полтора литра доброго шнапса или простенького бренди, поди плохо! Или на полтора ящика пива. Райнеру такое и не снилось в плену!)

Под конец срока режим смягчился. Разрешили слать домой посылки, с едой, купленной на трудодни. Потом выяснилось, что посылки таки доходили!

Над зеками взяла шефство YMCA (Young men’s christian assoziation), или по-немецки CVJM (Christlicher Verein Junger Männer). Она прислала денег на покупку инструментов для лагерного оркестра…

Райская жизнь!

Все-таки Колыма - это какой-то особый путь. Смотрите, как трепетно относились в Европе к, грубо говоря, фашистам, а?

Продолжение следует

Аналог Ноткоин - TapSwap Получай Бесплатные Монеты

Подробнее читайте на polit.ru