Мы часто представляем себе цензуру в Китае более жесткой, прямолинейной и топорной, чем она есть на самом деле. Возможно, китайский вариант контроля оказался таким живучим потому, что учел опыт тоталитарных государств XX века: полное отсутствие свободы ведет к бунту, в то время как намек на свободу для избранных только укрепляет власть.

Прошлой зимой Коммунистическая партия Китая объявила об отмене срока президентского правления. В это же время Пекин временно блокирует ссылки в социальных сетях на произведения Джорджа Оруэлла «Скотный двор» и «1984». Правительство страны беспокоилось, что активисты смогут с помощью отсылок на эти произведения обвинять государство в крайнем авторитаризме. Однако цензура никак не затрагивала продажи этих книг в обычных и интернет-магазинах — в Шанхае их приобрести не сложнее, чем в Лондоне или Москве.Это, пожалуй, достаточно яркая иллюстрация такого комплексного феномена, как цензура в Китае. Она не настолько прямолинейна, как мы привыкли думать. Ее проявления гораздо богаче и разнообразнее.Под цензурой находятся книги, содержащие положительный или хотя бы нейтральный образ Далай-ламы. Запрещена публикация любых произведений Лю Сяобо, китайского правозащитника и ярого критика Коммунистической партии (он, кстати, со времен победы над нацизмом стал первым лауреатом Нобелевской премии мира, умершим в тюремном заключении).Если гражданин Китая введет в поисковой строке последовательность цифр «1, 9, 8, 4» — результаты поиска будут заблокированы. Однако купить эту книгу в интернет-магазине он может запросто. То же происходит и с «О дивным новым миром», еще одной великой антиутопией XX века.Почему цензура работает именно так, а не иначе? Ответ прост: надзорные органы гораздо больше волнует поведение и предпочтения среднестатистического человека, а не узкого круга интеллектуальных элит.Именно поэтому интернет-форумы и социальные сети контролируют тщательнее, чем продажи книг прошлого столетия. Именно поэтому за отечественными авторами (Лю Сяобо) следят пристальнее, чем за зарубежными (Джордж Оруэлл). И именно поэтому вымышленный мир авторитаризма («1984») находится под меньшей опалой, чем реальные манифестации послевоенного Китая (работы Далай-ламы).Если литературное произведение переступает одну черту, но не переступает другие, цензура откладывает в сторону молот и начинает орудовать скальпелем. Подобное произошло с сочинением Хаксли «Возвращение в дивный новый мир», где автор утверждает, что мир семимильными шагами движется к антиутопии. В Китае эта книга находится в свободной продаже — из нее лишь убраны все прямые упоминания правления Мао Цзэдуна.Такие модели цензуры могут говорить о довольно смутном представлении надзорных органов о способностях своей аудитории: возможно, цензоры искренне верят, что китайские граждане не способны провести параллель между описанной Оруэллом политической ситуацией и действиями собственного правительства. По крайней мере, пока услужливый блогер им об этом напрямую не скажет.Но, скорее всего, дело в идеологии элитизма: суть не в том, что гражданин Китая не сможет понять основную идею «1984». А в том, что подобных граждан слишком мало. По той же причине в музеях США скульптуры обнаженных людей не маркируются соответствующим рейтингом, как это происходит в Instagram: нравственность узкого круга людей, которые всё еще посещают музеи, не очень волнует председателей комитетов всякого рода.Для элит цензурные ограничения в Китае работают вполсилы. Первый перевод «1984» на китайский упрощенный был выпущен в 1979 году. В то время книгу можно было достать только в специальных библиотечных залах, недоступных большей части населения. Широкая публика получила доступ к произведению только в 1985-м.А сегодняшние китайские старшекурсники могут свободно и откровенно обсуждать противоречивые периоды истории родной страны — гораздо свободнее и откровеннее, чем учащиеся колледжей, например.Такая разница в доступе к информации обусловлена тремя факторами:По определению элиты тесно связаны с правящей партией.Правительство осознает, что у него нет эффективных инструментов ограничения доступа к информации для образованных слоев населения (частично по причине того, что образованные слои населения могут позволить себе выезжать за границу).Правительство также осознает, что намек на свободу работает лучше, чем полное ее отсутствие.Западные СМИ часто представляют китайскую цензуру более системным феноменом, чем она есть на самом деле. Распространенный пример — «Три запретные «Т»» (Тайвань, Тибет, Тяньаньмэнь). В 2013 году в одной из статей New York Review of Books утверждалось, что запрету подвергалась любая публикация или книга, в которой упоминалось одно из этих слов. В действительности всё несколько иначе. Любое слово из «трех «Т»» можно запросто найти в поисковых сетях Китая — в контексте достопримечательности или описания географической местности.Запрещены упоминания происходивших здесь массовых убийств и расстрелов (хотя в книжных магазинах можно купить перевод биографии китайского реформатора Дэна Сяопина, где встречается упоминание табуированной темы).Помимо спорных текстов в Китае существуют и спорные личности. Книги Ма Цзяня, китайского писателя-диссидента, запрещены на территории страны. Политический карикатурист Цзян Йефей приговорен к 6,5 годам тюремного заключения за «неподчинение органам власти и нелегальное пересечение границы».А вот с писателями вроде Чана Кунчанга всё не так однозначно. На территории Китая запрещена его самая известная книга «The Fat Years», в которой среди прочего рассказывается о коллективной выборочной амнезии, связанной с бойней на площади Тяньаньмэнь в 1989 году. Тем не менее в октябре 2018 года его пригласили на радиошоу BBC в Пекине, где открыто обсуждались отсылки романа Кунчанга к Оруэллу и Хаксли. И хотя передача велась на английском языке, основную ее аудиторию составляли китайцы. Многим гражданам Китая удалось прочитать эту книгу: они либо успели скачать пиратскую версию до федеральной блокировки, либо привезли копию из Тайваня или Гонконга.Чан Кунчанг: «Я писатель. Я не вступаю ни в какие группировки и не подписываю петиции. Я только пишу книги — и ничего более».Пожалуй, самый яркий пример деятелей культуры, живущих в Китае между молотом и наковальней, — это Ян Лянкэ. Выходец из бедной северно-китайской деревушки, живет в Пекине, преподает в престижном Китайском народном университете.Самые известные его произведения — «Serve The People!», сатира на культурную революцию (содержит шесть откровенных сексуальных сцен), и «Dream of Ding Village», посвященное эпидемии СПИД в 90-х годах. Оба произведения запрещены на территории страны, хотя их можно достать без особых затруднений.Вообще, китайское правительство редко запрещает что-либо полностью. Издатели могут принимать относительно свободные решения о выходе новых книг: скажем, шанхайское издательство может выпустить книгу, которую не выпустит сычуаньское. Это следствия специфических взаимоотношений между издателями и местными надзорными органами.После падения Берлинской стены в 1989 году первое, что сделали выходцы Восточного Берлина, — ринулись в знаменитые торговые центры Западного Берлина.Возможно, Китайская коммунистическая партия оказалась столь живуча вопреки многим предостережениям о ее скорой кончине именно благодаря тому, что правительство предоставляет своему населению доступ ко многим товарам потребления, в том числе и культурным. Китай старается не закрывать крышку слишком плотно — иначе не избежать оглушительного хлопка народного недовольства.

Аналог Ноткоин - TapSwap Получай Бесплатные Монеты

Подробнее читайте на chaskor.ru