С момента трагических октябрьских событий 1993 года прошло уже более двадцати лет, а память о них жива. Вместе с рассказом радиохимика Бориса Жуйкова, который участвовал в строительстве баррикады на Тверской улице Москвы, мы публикуем рассказ Юрия Нестерова, общественного деятеля, депутата Госдумы от «Яблока» в 1995-1999 годах.

С 1990 по 1993 год он являлся депутатом Съезда народных депутатов России и одновременно - депутатом, член президиума Ленинградского городского Совета народных депутатов.

В отличие от Бориса Жуйкова, события последних дней трагического противостояния 1993 года я наблюдал уже из Санкт-Петербурга, поскольку ушел из Белого дома и уехал из Москвы в Питер 29 октября. Но обо всем по порядку.

21 октября 1993 года я был в Санкт-Петербурге. В те дни гостями городского Совета народных депутатов была делегация шведских коллег. Вечером этого дня эта делегация в полном составе отправилась в Мариинский театр на балет «Бахчисарайский фонтан», и я вызвался их сопровождать. Водители двух служебных «Волг», на которых мы приехали в театр, остались ждать нас у выхода. И когда после спектакля мы подошли к этим «Волгам», один из водителей сказал мне: «Юрий Михайлович, а Вы уже не депутат - только что, пока вы смотрели балет, по радио сказали, что Ельцин распустил Верховный Совет».

Всё же он довез меня до Мариинского дворца, где уже собрались наиболее активные депутаты Санкт-Петербургского горсовета. Настроение у всех было подавленное. Все понимали, что Указ Ельцина 1400 антиконституционен, и что возможны самые драматические последствия. Не заезжая домой, я отправился на вокзал, а 22-го сентября 1993 года в середине дня был в фойе зала заседаний Белого дома, где должен был начаться 10-й чрезвычайный Съезд народных депутатов России.

К моему удивлению, из моих коллег по фракции «Согласие ради прогресса»* я встретил только Виктора Леонидовича Шейниса. Сразу бросилось в глаза, что на лацкане его пиджака не было депутатского значка. «Почему без значка, Виктор Леонидович?» - спросил подошедший журналист. «Да я прямо из аэропорта, не успел заехать домой переодеться» - ответил Шейнис. В зале заседаний мы сели рядом, и я сказал, что хочу выступить. Виктор Леонидович попробовал меня убедить не делать этого. Но я всё же выступил. И сразу назвал Указ Ельцина тем, чем он, несомненно, и был - антиконституционным переворотом, то есть преступлением.

Но тут же я добавил, что половину ответственности за это преступление несет и наш Съезд, потому что за три года работы так и не смог (или не захотел?) провести конституционную реформу, которая обеспечила бы разумный баланс исполнительной, законодательной и судебной ветвей власти и сделала бы наконец государственную власть всех уровней работоспособной. А раз так, то и отвечать за кризис надо вместе с Президентом - принять решение не только о лишении Ельцина президентских полномочий, но и о досрочном прекращении собственных полномочий, и проведении досрочных выборов Президента и парламента на основе новой конституции, подготовленной Конституционным Совещанием.

В последующие дни заседания Съезда продолжались, и в перерыве одного из них ко мне подошел Иван Петрович Рыбкин, приобнял за плечи и предложил войти в состав Верховного Совета. Я подвел его к окнам, под которыми колыхалась толпа защитников Белого дома под красными знаменами и транспарантами, на каждом втором из которых были лозунги типа «Ельцин - чемодан, вокзал, Израиль». «Спасибо, Иван Петрович, нет» - ответил я. «Поздно. Смотрите, кто защищает нас - люди, навсегда оставшиеся в прошлом. Вместе с Ельциным мы надолго дискредитировали демократию в России».

25-го или 26-го сентября, точно не помню, я отправился в Кремль, благо в те дни оцепление вокруг Белого дома еще пропускало депутатов в обе стороны. Не т, я не перешел на сторону Ельцина, но и в Белом доме оставаться было всё более тяжко психологически. Никто не хотел ни о чем договариваться с Кремлем. Вот я и пошел в Кремль, наивно надеясь объяснить хоть кому-то из тех депутатов, кто с самого начала поддержал Указ Ельцина и теперь собрались в Кремле.

Там были и мои коллеги по фракции «Согласие ради прогресса», которых я не нашел в Белом доме. Но ни с кем из тех, кого я нашел в Кремле, я не смог найти общий язык. Шокировал азарт, с которым они придумывали и предлагали самые унизительные «меры воздействия» на защитников Белого дома - например, отключить электроснабжение, в результате чего не только по коридорам Белого дома люди ходили в кромешной темноте, но и туалетами стало пользоваться невозможно.

Я ушел из Кремля и снова вернулся в Белый дом. И все же 28-го, когда на заседании съезда торжественно объявили, что сквозь оцепление, которое пропускало уже только «на выход», пробился Александр Невзоров, я что больше не могу оставаться ни с «ельцинистами», ни с «белодомовцами». Сегодня Александр Глебович Невзоров по многим позициям занимает позицию, с которой я согласен едва ли не на 100%, но тогда… Тогда я не мог простить ему оголтело имперских репортажей его «600 секунд», особенно о событиях января 91-го года в Вильнюсе, Риге и Таллинне. Да и его лживые, если не сказать - подлые, комментарии к конфликту между Анатолием Собчаком и петербургскими депутатами тоже еще не были мною забыты. И я почувствовал, что не могу «защищать Белый дом» вместе с такими людьми, как Невзоров. Но и «сторонники Ельцина» были мне отвратительны. И 29-го сентября я вернулся в Питер.

На первой же пресс-конференции в Мариинском дворце я сказал, что считаю ельцинский Указ преступлением не только антиконституционным, но гораздо страшнее - ментальным. Ведь в 1990 году в республиках и городах Советского Союза впервые не за 70 советских лет, а за многие века российской истории люди выбрали в республиканские, региональные и городские представительные органы власти тех, кого считали нужным выбрать они сами, а кто-то другой.

Да, это все еще были «Советы», а не полноценные парламенты, но от них люди реально могли что-то требовать. Российский Съезд народных депутатов тоже не был настоящим парламентом, но именно он ввел в российскую Конституцию наряду с государственной собственностью собственность общественную и частную, передал гражданам в собственность их жилье, принял законы о реабилитации целых народов, репрессированных в годы сталинщины с сделал много других полезных вещей для развития страны.

Безусловно, было принято и порядочно ошибочных решений, но это было исправимо, нужно было только не прекращать усилий по реформированию политической системы страны. И усилия эти должны были быть совместными депутатов и Президента. Согласен, сам Руслан Хасбулатов был не очень договороспособен, но о т трети до половины депутатов были готовы вместе с Ельциным искать компромисс.

Почему Ельцин не захотел войти с ними в контакт? Он предпочитал опираться на 15% депутатов, которые, как и он, не хотели никаких компромиссов. Почему? Мой ответ: потому, что на самом деле его целью было не «строительство демократии», а полное единовластие. И людям дали понять, и они поняли - выбирать бесполезно, потому что реальная власть всегда будет у того, кто может использовать армию, милицию и ФСБ. Вот почему преступление Ельцина ментальное - оно привело к изменению массового сознания «дорогих россиян», к полному разочарованию в избирательных процедурах. Залечивать эту ментальную рану общество будет не одно поколение.

Фракция «Согласие ради прогресса» была зарегистрирована в декабре 19992 года. В нее вошли (за редким, как мне казалось, исключением) депутаты с однозначно демократическими, рыночными взглядами, но считающими необходимым стремиться к максимально возможному согласию в обществе, не отступая в то же время от своих базовых принципов. Документ под названием «4 принципа фракции «Согласие ради прогресса» написал я и за пару дней собрал под ним необходимые для регистрации фракции 50 подписей. Один из принципов состоял в том, что любые реформы должны проводиться только в соответствии с действующим Законом.

.

Аналог Ноткоин - TapSwap Получай Бесплатные Монеты

Подробнее читайте на polit.ru