4 мая скончался Владимир Микулович Долгий-Рапопорт. Мы публикуем текст его памяти, написанный Алексеем Георгиевичем Левинсоном. Владимир Микулович Долгий - очень дорогой мне человек. Я любил и люблю его, и знаю, что он меня очень любил.

Его любовь ко мне - часть его любви ко многим людям. Он относился к ним трогательно и нежно. Я могу с уверенностью сказать, что он любил Леваду и тех, кто был рядом с Левадой, эта любовь была у него формой, в которой выражалось и уважение, и интерес и солидарность.

Я познакомился с ВД в конце 1960-х годов, он прожил к тому времени уже полную драматизма жизнь. Огромная разница в жизненном опыте не помешала нам подружиться. Основой для сближения оказалось наше сходство во взглядах на происхождение города как феномена культуры. Об этом мы написали с ним статью, которая при содействии Б. А. Грушина была принята к публикации в «Вопросах философии». Статья и теперь кажется мне хорошей, тогда о ней похвально отозвались несколько уважаемых нами людей. Статья могла бы стать одной из ступенек в его и моей академической карьере. Но такая карьера не сложилась ни у него, ни у меня. Причины тому были вполне серьезные[1]. В 1968 году «реализуя свое право на самооборону» (это из первого сообщения ТАСС), войска стран Варшавского договора вошли в Чехословакию, где расцветала «пражская весна». Началось растаптывание с помощью грубой силы очередной попытки сделать человечнее навязанный нами режим. Попытки такого рода в соседних странах как теперь, так и тогда, пугали наше руководство не только возможной потерей сателлитов, но и тем, что могли стать примером и прецедентом для таких же движений у нас. Поэтому предпринимались специальные акции по выявлению и искоренению всех форм сочувствия чехам и, что то же, осуждения наших действий в Чехословакии. По стране проводились партийные и иные собрания, участники которых должны были проголосовать за поддержку ввода войск и пр. В большинстве случаев резолюция принималась единогласно. Суть метода в том, что коллективное символическое действие обладает существенной силой в отношении любого индивидуального сознания. Поэтому большинство и не замечало, как их «я» оказывалось в подчинении этому «мы», и в этом смысле они искренне голосовали «как все». Далее было меньшинство, которое изначально было настроено против. Но боязнь пойти против всех, против политики партии, боязнь навлечь на себя неизвестно какой тяжести последствия, вела к тому, что они тоже голосовали «как все». И это оказывалось действием, которое их самих если не уничтожало, то делало внутренне раздавленными, неспособными сохранять даже ту степень несогласия с властью, которая у них была до голосования. Существовал еще вариант спрятаться, например заболеть (вызвать врача, взять больничный лист). Некоторые считали его оптимальным - и совесть вроде как спас, и от последствий уберегся. Открыто выступить против того, что требовалось от коллектива и что коллектив был готов поддержать - на это было нужно очень большое мужество, большая внутренняя сила[2].

В. Долгий работал тогда в Институте международного рабочего движения. Он состоял в рядах КПСС и на партийном собрании выступил с осуждением ввода войск в Чехословакию. Это был открытый вызов системе. Такого она не терпела. О продолжении академической карьеры уже речь идти не могла. Действия ВД были продуманными и прочувствованными. Для него был неприемлем не только вариант смолчать, проголосовать «как все», но и упомянутый выше ход-уловка заболеть, не быть на собрании. Когда один приятель сказал ему, что так и надо было сделать, а не портить себе и другим жизнь выражением несогласия вслух, ВД спустил его с лестницы.

Простившись с карьерой научного работника, ВД вернулся к карьере рабочего. Я говорю «вернулся» потому, что в рабочих он уже был. На «Полит. ру» в настоящее время вывешены интервью, которые давал ВД (1, 2, 3). В них он подробно описывает события своей жизни. Очень рекомендую всем это прочесть. А я сейчас не буду излагать всю его историю, отмечу лишь несколько пунктов, которые образуют, скажем так, биографию совести.

ВД учился на Философском факультете МГУ. Как и многие его коллеги там и тогда, он был идейным коммунистом, идейным советским человеком. В соответствии с этими его идейными установками, действия, направленные против советской власти, представлялись ему преступлением, нанесением вреда стране, народу. Именно так он расценил действия кружка молодых людей, которые критиковали режим, обсуждали необходимость и возможность его изменения. ВД, исходя из названных выше убеждений, донес на этих людей. Их арестовали, судили, посадили.

Через какое-то время к нему пришло раскаянье. Сознание глубокой вины за эти свои действия, как я понимаю, далее изменило всю его личность, стало мотивом для многих решительных поворотов и поступков в его дальнейшей жизни. Не из собственно коммунистической идеи, но из того, что было одной из ее предпосылок, как я полагаю, у ВД сформировалось убеждение, что простой физический труд является и наказанием и средством искупления. Выпускник Философского факультета, он через несколько лет отправляется на одну из крупнейших «строек коммунизма», и на протяжении нескольких лет там работает сварщиком.

Проходит ХХ съезд КПСС, культ Сталина осужден. ВД, как и многие идейные коммунисты, переживает кризис, затем в его убеждениях совершается известный нам по многим рассказам переворот. Судьба дает ему иную возможность свести счеты со своим прошлым. В качестве лектора от партийных инстанций он ходит по рабочим коллективам и передает им свое новое видение действительности, несет слово новой правды.

Таким обновившим себя человеком он встречается Леваде, своему товарищу по факультету. Левада со студенческих времен был для ВД авторитетом. И когда он сказал ему «хватит странствовать, займись делом», ВД его послушался. Левада своей рекомендацией помог ему устроиться на работу в названный выше Институт международного рабочего движения. ВД начал входить в научные занятия. Но также он начал входить в знакомства с теми, кого потом назовут диссидентами. Он сам предался той деятельности, которую когда-то осуждал, за которую счел преступниками и предал властям «диссидентов» предыдущего поколения.

По цепочкам Самиздата, в которые теперь входил и ВД, циркулировал один документ, за которым КГБ по неким причинам охотился особенно рьяно. Один из участников цепочки был арестован. В ходе следствия он назвал многих участников самиздатовских передач. По Москве начались обыски, названных им людей вызывали на допросы. Многим стало понятно, что кто-то их, как тогда говорили, «заложил». ВД был на положении новичка в этих кругах. Кто-то припомнил прежний эпизод с доносом, и этого было достаточно, чтобы решили, что «заложил» именно он.

Я не видел ВД несколько дней - его вызвали как свидетеля на допросы в Орел, следствие велось там. А разговоры о том, что сдал многих именно ВД, я услышал. И пришел с этим к Леваде. «Вот, говорят, что Володя…» - «Нет!» - сказал Левада. «Ну, ведь на него сейчас так давят, все может быть…»

«Нет, - отрезал Левада с жесткостью, которую я редко слышал у него, - не все может быть». В этих словах для меня выражено кредо Левады, безупречно-ясно видевшего размытые для многих из нас границы добра и зла, и его, Левады, понимание глубины нравственного очищения ВД.

Я не хочу сказать, что ВД всю сознательную жизнь истратил на то, чтобы искупить свой грех. Не так. Усилиями по искуплению он очистил свою душу, и далее, кто бы с ним ни встречался, всяк встречался с человеком чистой души. А такое видно сразу. Потому сейчас столько людей скорбят об этой утрате и столько людей поминают его добром. Вечная память!

См. также беседы Владимира Микуловича с Любовью Борусяк в цикле "Взрослые люди":

Включенное наблюдение за советской системой

Научная и диссидентская среда

Позиция независимого исследователя

Примечания

[1] Мне такую карьеру закрыла опала Левады - он был моим научным руководителем по диссертации, и разгон ИКСИ АН СССР, где я должен был ее защищать. Оба события связаны с изменением политической атмосферы внутри нашей страны после подавления «весны» в стране чужой. Что до карьеры, то судьба мне подарила затем столь много, что о несостоявшейся академической биографии не жалею нисколько.

[2] Повторю, помимо угрозы прямых репрессий в твой адрес действовал пресс коллективного мнения и коллективного действия. Похоже, что в сегодняшнем обиходе таких ситуаций нет и выступление человека со своим индивидуальным мнением не кажется чем-то особенным. В описываемое время само общество, советское общество было иным по социальной плотности. Цена несогласия с социумом или с его частью была гораздо выше.

.

Аналог Ноткоин - TapSwap Получай Бесплатные Монеты

Подробнее читайте на polit.ru