Победы и поражения архитектора Петера Цумтора

Победы и поражения архитектора Петера Цумтора
фото показано с swissinfo.ch

2017-7-19 11:00

Швейцарец Петер Цумтор стоит в Калифорнии здание нового Художественного музея (LACMA), в Германии он получил недавно «Большую Премию» «Союза Германских архитекторов», в Бельгии он планирует построить свою первую высотку.

Мы поговорили с ним о том, как ему удается не выходить из себя, сталкиваясь со швейцарской демократией, и как больно бывает отказываться от полюбившихся проектов.

Жюри, присуждающее почетную «Большую Премию» «Союза Германских архитекторов», в обосновании своего решения отдать награду в этом году швейцарцу Петеру Цумтору, указало следующее: «Его архитектурные проекты с точки зрения формы возвращают архитектуру к древним истокам человеческого творчества. Не будучи склонным красоваться в свете софитов, он как никто другой понимает, в чем заключался изначальный смысл таких понятий, как „дом“ и „жилище“, он помнит, что люди испокон веков вкладывали в процесс строительства». Его требования к качеству реализации проектов и тщательность проработки даже самых мелких деталей «придают его созданиям актуальность, неподвластную времени».

SRF: Что Вас выступает в качестве источника вдохновения?

«Для архитектуры куда полезнее было бы засилье «звездных» водопроводчиков, а не архитекторов».

Петер Цумтор: Образы, настроения, особое чувство, которое возникает у меня при соприкосновении с той или иной местностью. В этот же список я отношу необходимость слушать и прислушиваться к тому, чего конкретно хотят от меня подрядчики, заказчики проекта, чего от меня требует поставленная передо мной задача. Важно слышать и фальшивые — неверные ноты. Иногда я вынужден спрашивать и переспрашивать: а действительно ли Вы хотите именно этого? Конечно же, я всегда испытываю огромную радость от знакомства с новым пространством. Строить дома, которые будут украшать местность, где они будут сооружены, улучшать там качество жизни, подтверждать что-то, что раньше неуловимо висело в воздухе, помогать проявится чему-то невидимому, какому-то фрагменту ушедшей истории — вот это и есть моя самая большая страсть.

SRF: А построить мост — Вы бы взялись за такой проект?

П. Ц. : Нет, этого делать я не умею, но я люблю мосты. Недавно я как раз познакомился с изображениями (открытого накануне в Швейцарии в кантоне Санкт-Галлен, — прим. ред. ) нового арочного моста «Tamina-Br». С моей точки зрения — это просто прекрасный мост. Я с удовольствием строил бы здание, в основании которого лежит сходная логика. Я имею в виду красоту, проистекающую из общей логики данного проекта. Здание в Лос-Анджелесе, над которым я сейчас работаю, тоже имеет что-то от гигантского моста с его высокими опорами. Именно поэтому я работаю в тесном контакте с инженерами-статиками. Такое сотрудничество безумно интересно, потому что в его рамках я получаю возможность обсудить фундаментальные вопросы, связанные со структурой и устойчивостью данного архитектурного сооружения.

SRF: В Ваших зданиях зритель всегда сталкивается со своего рода игрой света и тени, Вы называете такое решение «беспечное» или «gelassene» пространство. Не могли бы Вы пояснить немного подробнее, что это такое?

П. Ц. : В искусстве мы часто сталкиваемся с фильмами или книгами, после просмотра или прочтения которых возникает устойчивое чувство, что единственная забота их авторов состояла в том, чтобы сказать миру, мол, смотрите, какой я умный. Это не мой стиль. Я предпочитаю оставаться в тени с тем, чтобы, пусть не сразу, может быть со временем, но люди все-таки влюблялись, не в меня, а в здание, чтобы реализованный проект по-настоящему проникал в их сердца.

SRF: Что в работе над очередным проектом Вам нравится больше всего?

П. Ц. : Мне очень нравится наблюдать за процессом возведения здания, смотреть, как двадцать, двести, или даже две тысячи человек, в едином порыве создают что-то конкретное. Мне нравится видеть, как их ремесленные навыки, преодолевая сопротивление строительных материалов, ведут к возникновению чего-то осязаемого и полезного — все это наполняет меня огромной гордостью, и временами я чувствую себя словно дирижер, который, работая с самыми разными инструментами, создает некое единое произведение. Еще мне нравится быть в самом начале работы. Очень часто в еще очень слабо оформленной идее скрывается ни с чем не сравнимый восторг — заложено вдохновение. Именно этот восторг и ведет, собственно, архитектора по долгой, извилистой тропе созидания, которая почти всегда до отказа набита препятствиями и трудностями, но тут уж, как говорится, взялся за гуж. . .

SRF: Как Вы справляетесь с неудачами?

П. Ц. : Мне пришлось смириться с тем, что неудача, поражение, есть неотъемлемая часть профессии архитектора. Об этом, кстати, мне никто никогда не говорил и не предупреждал. Бывают и ужасные моменты, например, один такой был в Берлине связан со сносом моих уже построенных башен, внутри которых находились лестничные пролеты. По ним будущие посетители должны были попадать в выставочные залы музея «Топография Террора» («Topographie des Terrors»). Из этого проекта у меня ничего не вышло, музей был построен другим архитектором, но при виде техники, разрушающей мои башни, у меня тогда просто слезы наворачивались на глаза. А еще меня порой просто до отчаяния доводят некоторые особенности швейцарской демократии.

SRF: Одной из важнейших, можно сказать, «знаковых», Ваших работ стал проект термального спа-комплекса «Therme Vals». Вы ведь хотели купить этот комплекс, но местное руководство отдало предпочтение другому собственнику. Как Вы сейчас смотрите на это?

П. Ц. : Теперь я даже рад, что из этой сделки ничего не вышло.

SRF: Сейчас архитектор Том Майн (Thom Mayne) планирует там построить 300-метровую башню. Что Вы думаете об этом проекте?

П. Ц. : Том Майн — интересный, хороший архитектор. Четверть века назад мы вместе преподавали в Университете Лос-Анджелеса. Он произвел на меня сильное впечатление. Часто во время критических обсуждений тех или иных проектов он говорил вещи, которых я совершенно не понимал. Тогда я начинал смотреть по сторонам и убеждался в том, что и мои коллеги, включая присутствующих студентов, не понимают, что он имеет в виду. В Лос-Анджелесе есть несколько отличных зданий, построенных им. Что же касается данного проекта, то, как мне кажется, он просто абсолютно не имеет понятия, о чем идет речь, а главное, где должна стоять его гигантская башня. В горной деревне? Тут я скорее склонен сказать: нет, только не это!

SRF: Недавно общее собрание жителей общины Браунвальд, что в кантоне Гларус, постановило заморозить реализацию проекта строительства так называемого «Музыкального отеля» и с тех пор проект находится в подвешенном состоянии. Что Вы скажете по этому поводу?

П. Ц. : Знакомая проблема! Тут ничего не поможет, кроме терпения. Дело в том, что собрание приняло решение не собственно по отелю, но по перспективному проекту развития системы водоснабжения города, а ведь понятно, что проект отеля напрямик зависит от состояния инженерных коммуникаций. Исхожу из того, что, решив проблему водопровода, община вернется к моему проекту и вновь запустит его в ситуации еще более выгодных стартовых условий. Я верю в то, что так все и будет.

«Мне не очень нравится бывать в местах, где меня узнают и начинают шептаться за спиной, мол, смотрите, да это же сам Цумтор»

SRF: В настоящий момент Вы работаете над проектом Художественного музея в Лос-Анджелесе стоимостью в 600 миллионов долларов. Его строительство должно начаться в 2020 году. Как Вам удается организовывать реализацию международных проектов, с учетом того, что Ваш головной офис находится в настоящей швейцарской глубинке, в деревне Хальденштайн (Haldenstein) что в кантоне Граубюнден?

П. Ц. : Ну, во-первых, я предпочитаю работать с заказчиками, готовыми по первому зову с энтузиазмом предпринять «поход в незнаемое», в конце которого мы все становимся гораздо мудрей, чем в начале. Я не из тех, кто воплощает в жизнь уже существующие идеи. Мне нужны люди, которым интересно что-нибудь изобретать вместе со мной, именно с такими людьми я и работаю сейчас как в Лос-Анджелесе, так в других местах тоже, а иначе просто ничего не получится.

Во-вторых, в наше время связь перестала быть проблемой, каждый может общаться с кем угодно и где угодно. Я могу одним нажатием клавиши отсылать в Лос-Анджелес или Нью-Йорк огромные объемы информации, например, когда речь идет о новых версиях чертежей. Чудесно, когда удается собрать большую команду, и тут уже совершенно неважно, кто и где в данный момент находится физически. Сам же архитектор должен быть там, где ему лучше всего работается, и для меня как раз таким местом является деревня Хальденштайн.

SRF: Ваше архитектурное бюро довольно невелико, буквально каждый проект проходит через Ваши руки. . .

П. Ц. : Я создаю с архитектурной точки зрения уникальные проекты. Скрываться под обезличенным фирменным логотипом я не хочу. Мне нравится продумывать дома до последнего болта, причем эти болты не обязательно должны быть маленькими, они могут быть очень даже большими.

SRF: Проект завершен, дом простроен — остается ли между Вами и новым зданием какая-либо связь?

П. Ц. : Может быть, самым удачным в данном случае было бы сравнение с детьми. Они вырастают и начинают жить своей жизнью. Дома принадлежат другим людям. Я не могу их просто так взять и навестить, хотя порой мне очень этого хочется, и тогда я прокрадываюсь к ним тайком, или ночью. Кроме того, я не люблю бывать в местах, где на меня смотрят, узнают и начинают шептаться у меня за спиной, мол, смотрите, да это же сам Цумтор.

SRF: В 2009 году за вклад в мировую архитектуру Вы получили Притцкеровскую премию, наивысшую архитектурную награду. Как она повлияла на Вас?

П. Ц. : Она помогла мне стать еще более беспечным, расслабленным и спокойным. В рамках всей моей карьеры я никогда не имел причин жаловаться на отсутствие признания, оно было у меня всегда. Всегда были люди, которые видели и понимали, что я делаю и чего при этом добиваюсь. Но были и другие, налепившие на меня ярлык трудного в общении человека, упрямца. И тут ничего не поделать, приходится просто мириться с этим.

«Моя страсть — строить дома, которые повышают качество жизни»

SRF: Трудно, наверное, после такого признания, держать планку качества?

П. Ц. : Притцкеровская премия — это всего лишь внешняя оболочка, по сути же ничего в корне для меня не изменилось. Все вызовы и угрозы как были, так и остались прежними: нужно изобретать каждое здание заново, иметь мужество и силы следовать за своей идеей до конца, создавая необходимые для ее воплощения технические, политические и культурные рамочные условия. С каждым новым проектом весь этот процесс мне приходится проходить заново, ступенька за ступенькой. И вот я снова не имею понятия, что и как надо делать, я опять хватаюсь за голову, говорю, «черт побери, что-то пошло не так, но что?», и обращаюсь потом с моими сомнениями и проблемами к коллегам и партнерам.

SRF: Статус «звёздного» архитектора Вы ведь заслужили еще до вручения вам этой премии?

П. Ц. : Если честно, мне все это очень не по душе. У меня определенно нет ни единого симптома «звездной болезни». Да и вообще, для архитектуры куда полезнее было бы засилье «звездных» водопроводчиков, а не архитекторов

SRF: В Вашем активе находятся Художественный музей, религиозные сооружения, термальные комплексы, даже солдатская казарма. Есть ли на свете что-то, в чем Вы себя еще не пробовали, но что Вам очень бы хотелось построить?

П. Ц. : Сейчас на юге Антверпена мы проводим первый прикидочный анализ ситуации с целью получить ответ на вопрос, сможем ли мы построить там многоэтажный дом. Проблема всех высоток заключается в следующем: находясь на стадии «нулевого цикла», вы, будучи архитектором, не имеете, как правило, ни малейшего понятия о том, какое влияние эта постройка окажет впоследствии на людей и как вообще организовать вход и выход из здания. Поэтому мы хотим найти такое решение, которое не нанесет вреда ни городу, ни окружающим зеленым насаждениям. А еще мне хотелось бы построить что-нибудь у воды, с возможность глядеть далеко за горизонт.

SRF: Предположим, однажды Вы не захотите больше заниматься архитектурой. Значит ли это, что и всему архитектурному бюро Петера Цумтора тоже придет конец?

П. Ц. : Мне не хотелось бы сравнивать себя с Альберто Джакометти (Alberto Giacometti), но с тех пор, как он умер, новых Джакометти пока не появилось.


Перевод на русский и адаптация: Юлия Немченко.

.

Аналог Ноткоин - TapSwap Получай Бесплатные Монеты

Подробнее читайте на

srf проект построить нравится здание что-то проекта лос-анджелесе