Нам сложно осознать, сколько боли принесла пандемия. Этот эффект называют психологическим оцепенением: мы сопереживаем, когда видим страдания одного человека, но когда умирают сотни тысяч, наши чувства притупляются.

С марта корреспондент Vox Луис Паршли интервьюирует людей по всему миру и спрашивает, как они перенесли заражение новым вирусом. Вот что рассказали жители Нигерии, Испании, Ирана, Англии, Италии и США.Олувасеун Айодеджи Осовоби, 29, Лагос, НигерияВ начале марта я почувствовала недомогание. Я только вернулась в Нигерию из Великобритании. Я самоизолировалась — не была уверена, что это COVID-19, но хотела защитить других — и позвонила в Центр по контролю заболеваний Нигерии. Через 24 часа мне сделали тест, который подтвердил, что я заразилась коронавирусом.Это был третий случай в Нигерии. Было очень страшно. Скорая увезла меня в женский изолятор. Там было тихо, я оказалась там первой. «Господи, — думала я. — Они еще не лечили женщин, какая гарантия, что они смогут вылечить меня?». В палате я была одна среди пустых кроватей. Одиночество может свести с ума.Я кашляла, меня тошнило, рвало, и у меня была диарея. Я не чувствовала вкус и не могла пить воду. Было очень трудно болеть вдали от близких. У меня был мобильный телефон, но я не хотела звонить, чтобы они не волновались. Мне было одиноко.Я пробыла там больше двух недель, позже ко мне присоединились другие. Приятно, когда у тебя есть компания, есть с кем поговорить, но это было страшно. Я начала думать о том, как распространяется вирус, что заражается все больше людей. Иногда я беспокоилась, что не поправлюсь. Даже когда меня выписали, мне постоянно звонили и писали журналисты, и я начала паниковать. Вот почему мой телефон в беззвучном режиме. Когда он звонит, меня охватывает паника.Я болела неделю, затем почувствовала себя лучше. Мне делали тест за тестом, пока он не дал отрицательный результат.Когда меня выписали, я просто подписала документы. Правительство позаботилось обо всем: оплатило и тест, и пребывание в изоляторе. Все это было бесплатно. Мне не нужно было заниматься бумагами. Некоторые штаты Нигерии успешно справляются с пандемией, в то время как другие еще только пытаются создать центры тестирования. Это показывает способность каждого штата реагировать на кризис. У нас есть слабые места, и это заметно.То, что я видела, заставляет понять, что жизнь так непостоянна. Сегодня вы можете быть здесь, а завтра вас уже не станет. Я хочу наилучшим образом использовать свое время. Я собираюсь тратить свои деньги. [Смеется.] Думаю, со мной все будет в порядке.Эухенио Валеро, 53, Мадрид, Испания15 марта, через несколько дней после того, как правительство Испании объявило карантин, я почувствовал жар. Конечно, я подумал, что это может быть COVID-19, но поначалу не отнесся к этому серьезно. Я работаю в очень крупной компании, в многонациональном финансовом отделе, и позже я узнал, что один из моих коллег, который сидит передо мной, заболел коронавирусом. Он пробыл в реанимации пять недель на искусственной вентиляции легких. Также я контактировал с несколькими другими коллегами, у которых были симптомы COVID-19.Через 10 дней мне не стало лучше. Я позвонил на горячую линию правительства, и мне сказали: «Посмотрим, как вы будете себя чувствовать». На 14 день мне стало хуже. Я сообщил, что мне стало труднее дышать, не слишком сильно, но немного. Мне велели ехать в больницу. У моей жены тогда тоже был COVID-19, и я позвонил брату и предупредил: «Возможно, тебе придется позаботиться о моих детях, потому что мы оба заболели».Я знаю, что у нас очень хорошая система здравоохранения, но после пандемии я еще больше впечатлен. Все было очень просто. Я приехал в больницу, и через пять минут меня вызвали. Через 25 минут мне сделали рентген легкого и через час выделили палату. На следующее утро мне сделали тест.Я жил в одной палате с мужчиной лет 70. Ему нужна была кислородная маска. У медсестер и врачей были средства индивидуальной защиты, двойные маски, пластиковые костюмы и экраны для лица. Мы также должны были носить маску, когда врач или медсестра приходили в палату. Моей жене ежедневно звонил врач. Я чувствовал, что попал в очень хорошие руки.Первые два-три дня мне становилось все хуже, но уровень кислорода оставался более или менее стабильным. Каждый день мне давали противовирусное средство и гепарин [для свертывания крови]. Моему соседу по палате было хуже — когда меня выписали, он все еще был там.Я провел в больнице семь дней и семь ночей. Мне не нужно было ни за что платить. В Испании действует всеобщая система медицинского страхования. Еще у меня есть частный полис, но это только для тех, кто хочет быстро что-то сделать. У многих есть и государственная, и частная страховка. Я плачу за свою €48 в месяц. Но мы всегда идем лечиться в государственные клиники, потому что лучшие врачи работают там.Мне было хуже, но моей жене потребовалось больше времени, чтобы вылечиться. Она не была в больнице, но за ней наблюдали дома. Она плохо себя чувствовала почти шесть недель. У моего 14-летнего сына болели голова и живот, но только один день. Моя дочка, которой пять, тоже жаловалась на головную боль.Зато теперь мы оба поняли, что можем работать из дома. Возможно, мы постараемся больше работать удаленно и улучшим свою жизнь.Я критикую не медперсонал, а наших политиков. Они должны были отреагировать быстрее. Они не думали, что в Испании все будет так плохо, потому что у нас надежная система здравоохранения. Но мы не успели вовремя среагировать. И я был удивлен, что такие стабильные демократические страны, как США и Великобритания, не объявили карантин. Для меня это странно, ведь это самые могущественные державы мира. Нам нужно больше ученых в политике: ситуация может повториться.Яхья Киани, 49, Тегеран, ИранВ середине февраля у меня неделю были симптомы сильной простуды, в том числе сильный жар и озноб. Я пошел к врачу, и она прописала мне сироп от кашля и обезболивающее. Обычно доктору доверяешь, но, кажется, она не знала об этой болезни.До этого у меня не было никаких проблем со здоровьем, я даже не курю. Я не знаю точно, кто и как заразил меня, но я работаю в банке и целый день общаюсь с людьми. Коллеги говорили мне, что я очень бледен. И я постоянно падал в обморок. Через неделю мне не стало лучше, и я попытался получить помощь.28 февраля я отправился в больницу Мелли Бэнк в Тегеране, оттуда меня перенаправили больницу Сина, где сказали, что вероятность того, что это коронавирус, невелика. Затем я отправился в больницу Имама Хомейни, где мне сделали компьютерную томографию грудной клетки. Там определили, что с большой вероятностью я болен COVID-19, но у них не было карантинной палаты. На следующий день я пошел в больницу Бакияталлаха, они подтвердили результат, но и там для меня не нашлось места. Наконец, скорая помощь перевезла меня в больницу Шохадайе Тайриш, где меня госпитализировали.Поскольку этот вирус распространился так быстро, больница не была готова к пандемии. Например, первые три дня я был в домашней одежде! Меня и нескольких других пациентов в тяжелом состоянии разместили в большом помещении, которое, я думаю, раньше было складом. Конечно, я не хочу сказать, что медперсонал не выполнял свою работу. Но пациентов были намного больше, чем могла вместить больница.Поначалу из-за своего состояния я не осознавал, что происходит вокруг. Но через четыре дня все наладилось, так как медики справились с ситуацией.Я пролежал в больнице шесть дней. Когда меня выписали, мне было гораздо лучше, но я еще не совсем выздоровел. Врачи сняли кислородную маску, проверили уровень кислорода и температуру, а затем сказали, что я могу идти домой. Я ожидал, что мне выпишут счет, однако платить не пришлось. Думаю, это стоило около 1 млн риалов (около $11), но больница об этом позаботилась.Врачи прописали мне пару лекарств, но, к сожалению, в больничной аптеке их не оказалось. Они направили меня в другую аптеку, но у них было только одно. Другое я так нигде и не нашел.Я был очень слаб, и прошло восемь или десять дней, прежде чем я смог вернуться к нормальной жизни. Мои легкие ослабли, поэтому долгое время, когда я поднимался по лестнице или делал что-то подобное, они болели, и я кашлял. Но я слышал, что многим моим друзьям хуже, чем мне.Психическое здоровье — это то, чем пренебрегают в процессе лечения. Хотя медицинская бригада была очень добра и заботлива, в течение нескольких дней я не мог ни с кем разговаривать, и позже жена сказала мне, что я был в очень плохом психическом состоянии. В какой-то момент я был при смерти. Я видел, что со мной работают врачи, но ничего не чувствовал. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что это был прекрасный опыт.Мы сталкиваемся с этими пандемиями, возможно, каждые несколько лет. Я думаю, что пациентам нужна и психологическая помощь. После выписки должна быть какая-то поддержка.Эми, 43, Бирмингем, АнглияЭми попросила не указывать ее фамилию из соображений конфиденциальности.10 марта я вернулась из Вашингтона и сразу же начала работать. Я очень устала, но думала, что это просто сказывается смена часовых поясов. Потом меня начало трясти и знобить. А голова болела так, словно кто-то бил по ней кувалдой. Я просто не могла согреться. Я самоизолировалась и даже не могу рассказать, что со мной было. Все это время я ощущала жар, озноб и головную боль.Примерно через семь дней я почувствовала, что грудь словно зажата в тиски. Я не могла вдохнуть достаточно глубоко, как ни старалась — ни лежа на спине, ни сидя. Я никогда в жизни не чувствовала необходимости звонить в скорую. Но Национальная служба здравоохранения тут же приехала и забрала меня. У них не было полноценного защитного костюма, только маска для лица и перчатки. Наверное, я была в первой волне заболевших.В приемном покое со мной в очереди на тест был еще десяток людей, что довольно много в этих обстоятельствах. Я помню это, но это как будто происходило с кем-то другим, как в пьяном угаре. Роды это больно, но мы не можем вспомнить эту боль. И тогда было так же. Какая-то часть меня думала: может, у меня галлюцинации? Потому все двигалось как в замедленной съемке, это было так сюрреалистично.Когда анализ дал положительный результат, меня изолировали и поместили в отдельную палату. Там было шесть кроватей, разделенных занавесками.Нам повезло, что каждый имеет право на стандартный уровень ухода, но было так тяжело смотреть на медсестер, которые ходили туда-сюда и не могли прикоснуться к людям. Я провела на кислородной терапии в больнице 48 часов. Мне повезло — это помогло. В Англии страховые взносы вычитаются сразу из зарплаты, так что все это было бесплатно.Я не контактировала с родителями, потому что они оба пожилые, а у одного из них диабет, и я знала, что они просто запаникуют. А моя дочь тогда была в университете. Я сообщила им обо всем после выписки. Они разозлились, но испытали облегчение... Разговор получился очень эмоциональным.В те недели, когда я восстанавливалась, мне казалось, что я не использовала свои мышцы годами. С тех пор я дважды сдавала плазму крови. В первый раз мне сказали, что она была отличной, но через две недели я повторно пошла на сдачу, и плазму забраковали — сказали, что антител и антигенов в ней недостаточно. Я спросила, значит ли это, что мой иммунитет быстро падает? [В ранних исследованиях говорится, что повторное заражение COVID-19 маловероятно, но данных все еще недостаточно, чтобы окончательно сказать, возможно ли заболеть еще раз, насколько эффективны антитела и сколько они могут сохранять свойства].Но я считаю, будь что будет. Завтра меня может переехать автобус. Я не хочу находиться в изоляции больше, чем это необходимо. Разглядывание стен не приносит пользы психическому здоровью. Но когда я выгуливаю собаку и вижу, что люди ходят вместе, не соблюдают дистанцию, мне хочется сказать им: «Что вы делаете?».В первые выходные апреля моя дочь вернулась домой с кашлем. Я решила, что теперь это не имеет значения, если она находится в самоизоляции. Она осталась дома, со мной. Ей не делали тест, но у меня есть подозрения.Никто из тех, с кем я общалась в США, не заболел. Это были врачи, медсестры, санитары. Мы сидим в групповом чате Facebook, так что я просто написала: «Ребята, на прошлой неделе я вернулась и результат был положительным, извините». Я думаю, что подцепила его в последние пару дней, когда осматривала достопримечательности Вашингтона, округ Колумбия — сидела на заднем сиденье Lyft, а затем ездила в метро.Возможно, я считала себя неуязвимой. Теперь, если правительство говорит, что я должна остаться дома на восемь недель, я сделаю это.Мне очень повезло. Мне платит государство. Я могу работать на ноутбуке прямо из дома. Мне жаль тех, у кого нет такой возможности, жаль семьи и детей, которые застряли дома. Я думаю, что болезнь действительно изменила меня: раньше мне нравилось быть оптимисткой, но теперь я, вероятно, стала прагматичнее.Серджио, 60, Милан, ИталияИсторию Серджио рассказала его сестра, которая попросила не называть ее фамилию из соображений конфиденциальности.К сожалению, мой брат скончался месяц назад. Он жил в Милане. Он заразился COVID-19 в конце марта от своей жены, которая работает терапевтом. У нее была высокая температура и сильный кашель, а у него — никаких характерных симптомов, даже жара, просто низкое насыщение кислородом. Однако все его органы страдали. У него уже были серьезные проблемы со здоровьем.Врачи сделали все, что могли. В Италии медицинское обслуживание бесплатно, поэтому ни за что платить не пришлось. Через пару недель, казалось, ему стало лучше. Мы общались с ним только по видеосвязи в WhatsApp. В конце концов он умер от остановки сердца в возрасте 60 лет.В мае на похороны пустили всего несколько человек, но это потому, что в Италии началась вторая фаза карантина. Теперь мы скорбим и пытаемся жить с COVID-19, носим маски и дистанцируемся от общества. Он был хорошим человеком, любил свою семью и маму, как и все хорошие итальянцы.Кэтлин Ронан, 51, Долина Лихай, Нью-Джерси, США27 марта у меня начались симптомы, легкий кашель и небольшая температура. 1 апреля семейный врач отправил меня в реанимацию. У меня была температура 39°C, я прикладывала пакеты со льдом к подмышкам, паху и шее. Скорая помощь отвезла меня в ближайшую университетскую больницу, но врач отправил меня домой. Я просила его не отсылать меня, сказав, что он даже не понимает, насколько я больна. Он ответил, что понимает, «потому что ему за это платят».3 апреля температура поднялась до 40°C. За мной ухаживала моя 16-летняя дочь, и в какой-то момент она забрала у меня тайленол, потому что я пыталась принять сразу 2 тысячи мг. Когда у меня начался бред, она вызвала врача и сама общалась с ним.Я помню только навес у больницы, но не более. Мне приходилось о многом просить. Я медсестра, так что когда я перестала бредить, у меня это получалось. После того как меня перевели из реанимации, я случайно обнаружила, что у меня есть ингалятор. Его принесли, потому что так полагалось, но мне его никогда не давали, потому что я не просила. А я не просила, потому что его никогда не предлагали. Если у пациента затруднено дыхание и он дополнительно получает кислород, ингалятор нужно давать каждые четыре часа. После я подала отчет о происшествии. Непрофессионал никогда бы не узнал об этой ошибке.Когда я наконец вернулась домой, понадобилось около двух недель, чтобы начать передвигаться без ходунков. Еще две недели ушло на то, чтобы справиться с лестницей. Поначалу для меня было успехом, если я могла сидеть весь день.Я все еще легко устаю. У меня периодически бывают головные боли. Я задыхаюсь, если поднимаюсь больше чем на один лестничный пролет. И у меня бывают панические атаки, когда я нахожусь в маске. Я работала медсестрой в изоляторах. Какое-то время я работала в операционной, где мы были в масках и стерильном снаряжении весь день, — маски никогда меня не беспокоили. Это посттравматическая реакция после того, как я провела неделю в кислородной маске и не могла дышать.Больница выставила счет на более чем $30 тысяч, но, к счастью, его оплатила страховая компания. Американская система здравоохранения разрушена. Ее состояние еще хуже, чем я могла себе представить. Я не хотела бы оказаться в больнице одна без возможности себя защитить. Клиники проводят маркетинговые кампании, посвященные своим «пятизвездочным» рейтингам, и персонал вынужден повышать качество сервиса, как будто медсестры — это просто официантки. Это дорого, и больницы конкурируют между собой. Но уход за больными людьми — это не бизнес, и, по моему профессиональному мнению, никогда не должен им становиться.Дело не только в больнице. Пандемия совпала с обострением политической обстановки в США. Это меня очень разозлило и расстроило. Моя работа — предотвращать или облегчать страдания и учить людей следить за здоровьем. Теперь я просто в ярости из-за отсутствия внимания и здравого смысла. Мое терпение кончается. Я всегда терпеть не могла дураков, и сейчас стало еще хуже.

Аналог Ноткоин - TapSwap Получай Бесплатные Монеты

Подробнее читайте на chaskor.ru