Вчера умер <a href=https://snob. ru/profile/5292/blog>Сергей Соловьев</a>, чьи фильмы давно стали частью души и биографии нескольких поколений кинозрителей. Его «Асса» была воспринята в 1987 году как пароль для входа в новую жизнь, которую фильмы Соловьева предсказали и даже приблизили.

Он болел давно и серьезно. В прошлом году побывал на краю смерти, и если бы не Татьяна Друбич, которая буквально вытащила его с того света, все бы случилось много раньше. Мне вообще кажется, что с тех пор, как умер его сын Митя, жизнь для Сергея Александровича Соловьева будто остановилась. Обычно деятельный, улыбчивый и бодрый, он весь словно бы сжался под этим страшным ударом судьбы. Совсем не великан, он как будто уменьшился в росте, стал хрупким и совсем седым. Неистовую энергию идей, желаний, планов, которая питала Соловьева, как будто кто-то неведомый в один миг вырубил, оставив его сидеть в сумрачных потемках и произносить свои монологи на канале «Культура». Я посмотрел некоторые выпуски его программы. На самом деле он там все тот же обаятельный, чудесный, неотразимый Сережа, способный говорить 24 часа, не умолкая и не повторяясь. И в то же время… не он! Усталый, глядящий прямо перед собой погасшими глазами, способными вспыхивать и загораться только тогда, когда речь заходила о кино.Кино было его главной любовью и незаживающей раной. Кажется, что он не мог и помыслить, что не будет когда-нибудь снимать. Хотя паузы между съемками его фильмов становились все длиннее. А со стен кабинета в его студии на Большой Бронной не без укоризны смотрели портреты тех, кого он соблазнял главными ролями, но так и не успел снять: Олег Янковский в гриме Тургенева, Ирина Метлицкая — несостоявшаяся Анна Каренина, Пьер Ришар, Ричард Гир, Александр Абдулов…
Сергей Соловьев, 1978. Фото: И. Невелев/РИА НОВОСТИ
Каждый раз, когда мы встречались с Сережей, он рассказывал мне о своих новых грандиозных замыслах. Многие из них потом рушились, отменялись, или он сам к ним остывал. При этом он никогда не отчаивался. Он вообще, мне кажется, не очень знал, что такое отчаянье. И если бы не Митя, наверное, не узнал бы никогда. Свою жизнь он рассматривал как смену отливов и приливов на морском берегу. Кто-то уходил, кто-то возвращался. С чем-то надо было попрощаться навсегда, а что-то вдруг озаряло его светом новой надежды. Но кадр обязательно должен быть красивым. Иначе ему было скучно. Ялтинская набережная, залитая водой, с бушующим морем на горизонте, романтичная, пустынная, снятая для эпохальной «Ассы», — это и есть подлинный пейзаж его души. Одинокая пальма, засыпанная снегом, — это и есть его портрет. Помню, как накануне своего юбилея несколько лет назад он рассказывал мне о русско-французском фильме про двух девочек из благородных семей, встретившихся накануне Первой мировой войны летом где-то на пляже то ли в Бретани, то или в Биаррице. Одну из них должна была сыграть Адель Экзаркопулос. Та самая, которая потом получила «Золотую пальмовую ветвь» в Канне за «Жизнь Адель». Соловьев открыл ее первым, когда никто еще ее не знал. И таких сюжетов в его жизни было великое множество. У него был идеальный слух на чужие таланты и красоту. Поразительно, как он умел делать вокруг себя всех талантливее, красивее, значительнее, умнее. Он так видел мир, так чувствовал людей. Как бы сквозь размытое стекло, в рассеянном ореоле своей нежности и любви. Это было его фирменное соловьевское sfumato — особый свет, мгновенно проникавший в душу и согревавший тебя в самые холодные времена.Еще во ВГИКе его учитель и мэтр Михаил Ромм взял с него клятву, что он никогда не будет экранизировать «Пиковую даму» и «Мастера и Маргариту».— Почему? — удивился Сережа.— Не почему, — отрезал Михаил Ильич, — не надо тебе это, и все.Завет учителя Соловьев воспринял всерьез. Никогда в своих фильмах он не переступал заветную черту, не заглядывал в бездну, не заигрывал с силами зла и тьмы. Напротив, любой самый грустный сюжет стремился привести к счастливому финалу и даже в самых безрадостных обстоятельствах старался отыскать хоть какой-то позитив и смысл. Оптимист по натуре, он хорошо знал страну, в которой довелось ему родиться и прожить длинную сложную жизнь. Нет, у него никогда не было иллюзий шестидесятников. Иллюзию он предпочитал творить сам. На экране. Из любых подручных средств, на любой киностудии и при любом самом скромном бюджете. И пока эту возможность ему давали, не было человека счастливее, чем он. Все остальное как бы даже не в счет: происки недоброжелателей и завистников, тупость начальства, цензурные препоны и запреты, финансовые трудности, семейные драмы. Соловьев преодолевал все это с безмятежной улыбкой. И ему все невольно улыбались в ответ. В его лексиконе не водилось слова «нет». Он с радостью распахивал свои объятия и кошелек. Никогда не помнил зла и кто сколько ему должен. А должны были многие.Его первый настоящий успех — это, конечно, «Сто дней после детства». Хотя я любил его эстетского «Станционного смотрителя» с неотразимым Никитой Михалковым в роли гусара, умыкнувшего красавицу Дуню Вырину. Хорошо помню и «Егора Булычева», где великий Михаил Ульянов сыграл одну из своих лучших и недооцененных ролей.
Татьяна Друбич в роли Лены Ерголиной в фильме «Сто дней после детства» (режиссер Сергей Соловьев)
Но «Сто дней» — это, конечно, один из главных киноманифестов поколения 70-х. Решительное «нет» унылому совку, побег из пионерского лагеря в мир высоких чувств, красивых стихов и возвышенной поэзии. И первое появление на экране задумчивой девочки с венком из полевых цветов на голове. С книгой Lettres d'amour в одной руке и с надкусанным яблоком — в другой. Ева нашей юности, прекрасная Таня Друбич. Главное открытие и создание Сергея Соловьева. Его актриса, муза и будущая жена. Все лучшие его фильмы с ней. Все главные роли ее. В каком-то смысле они оба продолжили большую кинематографическую традицию великих звездных пар — Александров — Орлова, Феллини — Мазина, Бергман — Ульман… С тем лишь существенным отличием, что Татьяна Друбич категорически не хотела становиться профессиональной актрисой. Ее поступление в медицинский институт и врачебная практика в обычной районной больнице, конечно, совсем не вписывались в красивую легенду, придуманную и срежиссированную Соловьевым. Но в конечном счете он смирился, а чтобы еще больше оттенить пленительную естественность своей музы, назначал ей в экранные партнеры таких асов, как Шакуров, Янковский, Абдулов, Филатов — можно сказать, цвет нашего кино 70–80-х годов.А потом грянет «Асса»… Главный фильм новейшей истории. Понимал ли Соловьев до конца, на какой сейсмичной территории оказался, вступив в прямой контакт с молодежной контркультурой? Предвидел ли, чем могут обернуться для него те самые перемены, о которых пел и к которым призывал в его фильме Виктор Цой? Сережа был мудрый человек. Он не боялся нового и учил всегда принимать жизнь такой, какая она есть. Без вздохов сожалений и ностальгических всхлипов. Со всем ее абсурдом и безумием. Не делил мир на белых и красных, на правых и левых. Не ходил ни с кем в ногу. Не пытался непременно кого-то догнать или опередить. Любил рассказывать смешные истории. Снимал свое кино. Попивал свой чай с лимоном, лукаво поглядывая по сторонам. Все видел, все понимал. Избегал общения с неприятными, пусть даже влиятельными и богатыми людьми. Всегда старался окружать себя молодыми. По призванию и главному своему таланту он был, конечно, прирожденный Учитель, наставник, гуру. Отсюда и многолетнее заведование режиссерской кафедрой во ВГИКе, и все его бесчисленные ученики и дипломники, с которыми он готов был без устали возиться. И знаю, что даже были в какой-то момент планы открыть свой собственный театр-студию. Так не хотелось ему расставаться со своими учениками. Так не хотелось ему отпускать их во взрослую, опасную жизнь!
Кинорежиссер Сергей Соловьев (справа) и исполнитель одной их главных ролей в фильме «Асса» Сергей Бугаев. Фото: Олег Иванов/ТАСС
А еще у Соловьева был свой фестиваль «Дух огня» в далеком Ханты-Мансийске, куда он тщетно пытался меня зазвать много лет. «К нам и Фанни Ардан доехала, и Кристоф Ламберт, а тебе, как всегда, некогда», — говорил он, глядя на меня с насмешливой укоризной. Но не обижался. Свой последний фильм «Ке-ды» он снял по рассказу Андрея Геласимова Paradise found, который прочитал в «Снобе».— О чем кино? — спросил я. — Да ни о чем, — устало отмахнулся Сережа. — Ну, может, о том, как важно в юном возрасте почувствовать себя первопроходцем. Что-то самому открыть, понять. И чтобы для этого была какая-то мотивация.— Неужели новые кеды?— А почему нет?Фильм прошел тихо, не став событием, хотя там состоялся дебют рэпера Басты. И было много прекрасной музыки Ани Друбич, и даже ее мама мелькнула на секунду, чтобы послать нам с экрана свой привет. Но что-то непоправимо ушло, будто было смыто временем, в котором соловьевским «Кедам» явно уже не нашлось места, как на витрине модного магазина, где давно выставлена коллекция другого сезона.Похоже, он и сам это знал. Хотя не подавал вида. Переключился на художественную фотографию и мемуары по телевизору. Спасибо каналу «Культура».А вчера, когда пришло известие, что Сережа умер, Москву завалило снегом. Снег, всюду снег. Вселенная снега. И я почему-то подумал: он бы это оценил. Красивый кадр.

Аналог Ноткоин - TapSwap Получай Бесплатные Монеты

Подробнее читайте на chaskor.ru