фото показано с polit.ru

Масштабный всплеск зрительского интереса к фигуре Шерлока Холмса и к шерлокианским персонажам, таким как доктор Хаус из одноименного сериала, - любопытная примета нынешней эпохи.

На чем основывается этот интерес, почему Шерлок стал, судя по всему, «героем нашего времени»? Чтобы попытаться ответить на этот вопрос, для начала следует понять, что представляет собой такого рода герой - каковы его истоки, эволюция, сформировавший его культурный контекст; какое развитие этот образ получил в современной сериальной культуре и как устроены многочисленные шерлокианские нарративы.

Почему хромает доктор Хаус? Почему у мистера Спока нет чувства юмора? А был ли Мориарти? Зачем нужен «рейхенбах»? Кто такие папа и мама Холмсы? Что общего у ирландского сеттера и собаки Баскервилей? Так ли неразлучны Холмс и Уотсон? Что такое зрительский респонс, и как это соотносится с феноменом фанфикшен? Почему Стивен Моффат и Марк Гэтисс так нещадно троллят зрителя в «Безобразной невесте»?

Все это и многое другое - «кирпичики» проекта, посвященного исследованию современной шерлокианы. В качестве основного инструмента и оптики исследования предлагается метод фрейдовского и лакановского психоанализа в его клинической перспективе. Проблемы современного субъекта, как он понимается в клинике психоанализа, иллюстрируются с помощью материала шерлокианы как наиболее актуальной формы «вопрошания о своем желании», своей субъективности.

Предлагаемый вниманию читателей текст - глава будущей книги, своего рода психоаналитический ликбез, или же краткая энциклопедия психоанализа в «занимательных картинках». Материал главы - последний на текущий момент эпизод «Шерлока» («Безобразная невеста» в русском прокате). Эпизод представляет собой сновидение - стало быть, его целесообразно исследовать с помощью фрейдовского метода толкования сновидений. Анализируя сновидение, раскрывая его логику внутри архитектоники всего сериала, мы касаемся ключевых понятий психоанализа, сопровождая их, для лучшего понимания, не только примерами из сериальной культуры, но и литературы и мифологии.

Книга вписывается в почтенную исследовательскую традицию, широко представленную на Западе, - исследование масскульта с позиций психоанализа (так, например, за последние несколько лет в крупнейшем французском академическом издательстве PUF, PressesUniversitairesdeFrance, вышло не менее 15 работ, принадлежащих перу французских психоаналитиков лакановского направления и посвященных сериалам); и, разумеется, можно не напоминать о влиянии такого рода фигуры, как Славой Жижек - популяризатор лакановского психоанализа, который сам уже давно приобрел статус культурного феномена.

См. :

Шерлок на кушетке-1

Шерлок на кушетке-2

Шерлок на кушетке-3

Шерлок на кушетке-4

Отец-обезьяна

1. Фрейдовский миф

Но настоящее всезнание и всемогущество все-таки на стороне Майкрофта, с которым Шерлок неустанно соперничает. Майкрофт таинственным образом связан с Мориарти: например, в его власти держать его в темнице, а потом выпустить, заключив с ним какую-то темную сделку. Суть этой сделки проясняет позже Джон Уотсон: после мнимой гибели Шерлока, спрыгнувшего с крыши госпиталя, Джон обвиняет Майкрофта в том, что тот сдал своего брата Мориарти. Позже, излагая свою версию «рейхенбаха», Шерлок скажет, что Майкрофт действовал по договоренности с ним, Шерлоком; но, как мы помним, в серии «Пустой катафалк» нельзя доверять ни единой из многочисленных версий произошедшего на крыше св. Варфоломея, даже - а, может быть, именно ей в особенности - версии самого Шерлока. Важнее всего здесь - то обстоятельство, что Майкрофт на определенном, очень важном уровне объединен с Мориарти, и нам намеренно дают это понять с первых же кадров знакомства с Холмсом-старшим. Майкрофт имеет отношение и к другому значимому в жизни Шерлока злодею, и снова на букву «М» (как и сам Майкрофт) - Магнуссену: он пытается жестко воспрепятствовать вмешательству Шерлока в дела медиамагната-шантажиста.

И здесь нам пора добавить в наш маленький бестиарий еще одного фигуранта - отца-обезьяну. Излагая изобретенный Фрейдом миф об Отце орды (работа «Тотем и табу», 1913 г. ), Лакан награждает этого всемогущего персонажа прозвищем «старая обезьяна»1. Всемогущество отца первобытной орды, по Фрейду, заключалось в том, что он безраздельно владел всеми женщинами племени, имея доступ к наслаждению, в котором было отказано его сыновьям. Лакан весьма иронически относится к идее о том, что у фрейдовского мифа могли быть хоть какие-нибудь исторические основания («орангутангов мы видели, но никаких следов отца первобытной орды никто пока еще не встречал»), но, поскольку ремесло аналитика - «это умение отличить явное содержание от латентного»2, то Лакан анализирует эту фрейдовскую работу как текст, способный пролить свет на функцию кастрации и отцовской метафоры.

Франсиско Гойя. Сатурн, пожирающий своего сына. 1819-1823 гг.

Если исходить из фрейдовского же тезиса, говорит Лакан, о том, что сын (Эдип), убивая отца, получает доступ к наслаждению матерью (матери), то есть о том, что называется Эдиповым комплексом, то история с Отцом орды этому тезису, безусловно, противоречит. Сыновья, убившие «папашу, старую обезьяну», не только не овладели матерями, но, напротив, установили строжайший запрет на кровосмешение - так появился фундаментальный для человеческого сообщества закон запрета на инцест. Мертвый отец, лишившись своего ничем не сдерживаемого, непристойного всемогущества, из реального существа превратился в символическую функцию, отождествляемую законом. Это стало возможным только после того, как сам папаша-обезьяна подвергся кастрации. «Если кастрация, является уделом сына, не она ли, та же кастрация, оказывается царским путем к выполнению функции отца? <…> Не свидетельствует ли это о том, что кастрация передается от отца к сыну?»3. Более того, именно в символическом регистре впервые возникает отец как таковой: отец - это не тот, кто становится биологической причиной появления ребенка на свет, а тот, кто символически признает его и тем самым свое отцовство.

Цезарь публично признает ребенка, рожденного Клеопатрой, своим сыном. Кадр из сериала «Рим» (2005-2007).

2. Матери-(Ре)альное

Метафора Имени-Отца («опора порядка, установленного цепочкой означающих») замещает собой желание матери - «примитивное, темное, непроницаемое, для субъекта поначалу совершенно недоступное»4. Там же, где отцовская метафора не сработала, желание матери оказалось «непросимволизированным». Именно это происходит в психозе: поэтому речь Другого «не проходит в бессознательное» субъекта; то, что у невротика скрыто в бессознательном, для психотика находится вовне и звучит отовсюду; с ним говорит абсолютно все, «подобно той первой и примитивной речи», которая пронизывает отношения младенца и матери, пока еще не опосредованные нехваткой. Первичный язык матери-ален, матери-реален: он неотделим от голоса матери. Язык, вводимый Именем-Отца, уже полностью виртуален.

«То, что было из символического отброшено, вновь появляется в реальном», гласит лакановская формула5. Реальное - это как раз то, что осталось непросимволизированным, то, что всегда находится за пределами языка и языком быть схвачено не может; оно проявляется как «жуткое». Имя-Отца, как уже было сказано, создает «покров, накинутый над бездной» - бездной Реального, скрывает ее фаллической вуалью, закрывает створки окна, опускает занавес перед сценой. Но если эта функция не сработала, Другой не претерпел кастрации (вспомним второй такт Эдипа), то речь Другого будет разворачиваться не в измерении символического, а в измерении первоязыка, не отделившегося от голоса. Это будут, например, голоса в галлюцинациях, а также тайные знаки, с помощью которых мир обращается непосредственно к субъекту. «Реальное <…> - это галлюцинация <…>. Психотический субъект не сомневается, что говорит с ним Другой - говорит, используя при этом все означающие, которых здесь, в человеческом мире, полно как грязи, потому что отмечено их печатью все, что нас окружает. Вспомните об афишах, которыми оклеены наши улицы»6.

Отец, не состоявшийся в качестве символической функции, появляется вновь в Реальном. Таков отец судьи Даниэля Пауля Шребера, в 1903 г. написавшего свои знаменитые «Мемуары нервнобольного» (Denkwürdigkeiten eines Nervenkranken), - этому случаю Фрейд, читавший «Мемуары», посвятил работу 1911 г. «Психоаналитические заметки об автобиографическом описании случая паранойи (Случай Шребера)». Отец Шребера, Даниэль Готлиб Мориц Шребер, известный врач и педагог, автор книг о воспитании, придумавший специальные деревянные корсеты для осанки у детей и, по-видимому, проверявший эти конструкции на собственных детях, предстает в бредовой системе сына всемогущим Богом, который делает из Шребера-младшего объект своего наслаждения, превращая его в женщину.

Фильм Джулиана Хоббса, «Мемуары нервнобольного» (2006)

Франко-американская художница Луиз Буржуа посвящает вторгающемуся, брутальному отцу своего детства инсталляцию «Разрушение отца» (1974 г. ) - фантазию в духе «Тотема и табу» о том, как мать и дети расправляются с отцом, пожирая его (останки отца, кровавые внутренности, украшают стол).

Луиз Буржуа. Разрушение отца (1974 г. )

В древней и современной мифологии также обнаруживаются подобные примеры: в древнегреческих мифах Урана, обременяющего Гею своим неистощимым плодородием, оскопляют младшие боги, его дети; Кроноса, пожирающего собственных детей, убивает его сын Зевс; в «Звездных войнах» Дарт Вейдер оказывается монструозным отцом главного героя, Люка Скайуокера.

Легким психотическим флером окутано все происходящее в миниприквеле к 3-му сезону «Шерлока», в преддверии появления воскресшего героя. Сначала вконец помешавшийся Андерсон, одержимый чувством вины, вычерчивает карту перемещений Шерлока, основываясь на громких, блестяще раскрытых делах (подозревая без всяких на то видимых оснований, что за ними стоит Шерлок). Потом Джону приносят DVD - старую запись с Шерлоком: просматривая ее, Джон адресует грустную реплику погибшему другу, на что, к своему изумлению, получает «ответ» с экрана и обещание вернуться. Наконец, Лестрейд получает «сообщение» от Шерлока в виде газетного заголовка - «Снова в игру!».

Этот приквел - не просто типичная шутка Моффата и Гэтисса; подобная параноидальная стилистика проскальзывает повсюду в сериале. Так, в серии «Скандал в Белгравии», где Шерлок невольно срывает секретную спецоперацию с самолетом и мертвыми пассажирами, Майкрофт указывает ему на скрытый паттерн в незначительных бытовых делах, которыми донимают Шерлока клиенты в начале эпизода: их «скучные» запросы, как выясняется, были частью сложного мессиджа, который должен был расшифровать Шерлок. Невозможно, впрочем, понять, каким образом о таких мелочах в повседневной жизни брата мог быть осведомлен Майкрофт, если только не представлять его в виде всеведущего Другого в духе шреберовского Бога; и Холмс-старший, действительно, нередкий гость в «чертогах разума» Шерлока, где его функция - указывать на промахи и недостаточную внимательность младшего братца, попрекая его тупостью.

Майкрофт в «чертогах разума» Шерлока. Кадр из серии «Знак трех», 2014 год.

3. Иногда они возвращаются

Но главным кандидатом на роль отца-обезьяны оказывается Джим Мориарти. Его вызывающее, провокативное, соблазняющее поведение, бесконечные сексуальные намеки в отношении Шерлока - все это, несомненно, из похотливого репертуара сладострастного Отца орды. Особенно много таких намеков в «Невесте»: «в твоей комнате пахнет… так по-мужски», «у тебя на редкость удобная кровать», «вкус свежей кожи», «нам не нужны игрушки - в них нет интимности» и, наконец, классическая в англоязычных культурах шуточка - «это у тебя пистолет в кармане, или ты просто рад меня видеть?».

Фигура Мориарти сливается с женскими фигурами: распутывая дело Невесты, Холмс на самом деле пытается разгадать дело о возвращении погибшего Мориарти; реплика Мориарти «Dead is the new sexy!» («Смерть - это сексуально!») - это слегка перефразированные слова Ирен: «Brain is the new sexy!» («Мозги - это сексуально!»); оба персонажа произносят их в «чертогах разума» Шерлока; кроме того, Ирен Адлер, как мы помним, выступает в роли сообщницы и агента Мориарти в «Скандале в Белгравии». Раскрыв, по его мнению, загадку Невесты, Шерлок поднимает ее вуаль тем же жестом, каким он сдергивает противогаз с преступника в «Собаках Баскервиля», чтобы обнаружить под завесой тревожный объект, монстра из своих кошмаров - Мориарти. Наконец, во сне Майкрофт называет Мориарти «трещиной в линзе» - в конан-дойлевском каноне («Скандал в Богемии») эти слова относятся к любовному чувству, неведомому Холмсу и представляющему собой помеху в отлаженном механизме его изощренного ума. Таким образом, пути The Woman и Мориарти снова пересекаются в бессознательном Шерлока.

Мориарти (Эндрю Скотт). Кадр из спецсерии «Безобразная невеста», 2016 год.

Продолжение следует

Примечания

1 Лакан Ж. Семинары. Кн. 17. С. 143.

2 Там же. С. 141.

3 Там же. С. 152.

4 Лакан Ж. Семинары. Кн. 5. С. 555.

5 Там же. С. 556.

6 Там же.

.

Аналог Ноткоин - TapSwap Получай Бесплатные Монеты

Подробнее читайте на polit.ru