2017-12-25 13:00 |
Контркультурная революция в Швейцарии возникла не вдруг. Она стала результатом мелких изменений, однажды накопившихся и перешедших, в полном соответствии с законами диалектики, из количества в качество.
Медленно, но верно, в стране в период с 1945 года накапливался потенциал качественных перемен, выразившихся двадцать лет спустя в наступлении эпохи нонконформизма, разрыве с нормами «буржуазного» этикета и культурного «мейнстрима».
Швейцария в послевоенный период: страна переживала стабильный и устойчивый промышленный рост, уровень жизни повышался, экономика страны, не разрушенная в результате Второй мировой и извлекающая огромную пользу из «экономического чуда» в соседней Западной Германии, гарантировала едва ли не полную занятость. Все, вроде бы, было хорошо — но какое-то едва заметное чувство неудобства и недовольства в обществе все равно присутствовало.
Переход страны в стадию зрелого индустриального общества повлек за собой и соответствующие перемены в логике функционирования как общества в целом, так и отдельных индивидуумов. В 1950-е годы многие с тревогой наблюдали за тем, как человек превращался в придаток конвейерного производства. Потребление и работа, стандартное жильё, стандартная биография, стандартная судьба — все это, по мнению многих, было опасной теневой стороной внешнего благополучия.
Знаменитый тогда швейцарский политик, министр Федерального совета (правительства) и герой военного времени Фридрих Трауготт Вален (Friedrich Traugott Wahlen, 1899-1985), спасший, фактически, Конфедерацию от голода, запустив в 1942 году так называемую «Битву за урожай» («Anbauschlacht»), а точнее, программу перехода страны на продовольственное самообеспечение, ради чего под картошку отдавались даже футбольные поля и городские площади, жаловался во всеуслышание на то, что швейцарцы эпохи 1950-х гг. производят на его «впечатление бездушных полуавтоматов».
Будучи полностью открытой для иностранного, в том числе культурного, влияния, Швейцария тех лет отнюдь не оставалась в стороне от мировых тенденций, что находило свое отражение в сатирическом журнале «Nebelspalter», выходящем, кстати, и по сей день и считающемся, наряду с журналом «Вокруг света», старейшим периодическим изданием мира. Как и в СССР, где в тот же период коллеги швейцарских сатириков из журнала «Крокодил» критиковали так называемых «стиляг», в Швейцарии под прицелом сатирических перьев оказались женщины, активно читавшие новейшие американские журналы мод и вместо того, чтобы получать «нормальное» образование, стремившиеся во всем походить на заокеанских кинозвезд. Для них даже придумали особый термин «Nachamseln» («собезьянничать»).
В качестве ответной реакции в обществе страны все заметнее становилось стремление закрыть глаза на «неприглядные» явления современности, убежать в мир ностальгических фантазий, выставить на первый взгляд идеальный тип «национального характера», идеальным воплощением которого был крестьянин с косой, и отнюдь не художник в берете. Тот, кто ставил такого рода идеологию под сомнение, считался «нонконформистом». Люди, на кого навешивали такой ярлык, кстати, были вполне согласны с достопочтенным Трауготтом Валеном. Швейцарцы им тоже казались «полуавтоматами», но по совсем иным причинам.
«Нонконформисты» рассматривали свою страну в качестве «духовной тюрьмы» (знаменитое высказывание Фридриха Дюрренматта о стране, в которой люди были заключенными и надзирателями одновременно, опиралось, таким образом, на солидный исторический субстрат), они критиковали ее антиинтеллектуализм, а тот же Ф. Дюрренматт опубликовал в середине 1960-х в газете «Blick» интервью под ставшим знаменитым заголовком «У нас тот, кто (самостоятельно) мыслит — тот предатель».
Немецко-швейцарский феноменПостепенно ярлык «нонконформиста» превратился из ругательного в почетный знак «интеллектуального качества». До поры до времени члены этой «касты избранных» оставались в состоянии рассеяния, не образовывая какой-то группы, сравнимой, например, со знаменитой в Германии писательской «Группой 47». Единое общественное самосознание швейцарских «нонконформистов» вырабатывалось очень медленно. Первая специально организованная их встреча прошла только в 1967 году, но даже и после нее «нонконформисты» все еще не образовывали какого-то заметного социального явления или движения.
Некоторые яркие личности той поры, — не случайно, что все они были писателями, — сумели войти в культурный канон страны. Среди них Петер Биксель, Макс Фриш, Фридриr Woche» и, кто бы мог подумать, сегодня жестко правоконсервативный журнал «Weltwoche». Продолжалось это до примерно 1967 года, когда со сменой владельцев этих СМИ сменилась и их редакционная политика.
+Читайте о швейцарской музыке в стиле дет-метал
Некоторые из тогдашних «нонконформистов» писали стихи, как, например, недавно умерший Курт Марти (Kurt Marti, 1921-2017) или Эрика Буркхардт (Erika Burckhardt). Многие посвящали себя стихографике (в Швейцарии ее называли «конкретной поэзией») или современной живописи. Все эти формы художественного творчества тоже зародились и возникли под влиянием ауры нонконформистов-пятидесятников. Кто-то начинал эксперименты в области кинематографа или философии, а кто-то вообще предпочитал пойти «другим путем», как, например, нонконформист Сергий Головин (Sergius Golowin, 1930-2006).
Сын живущего в Париже русского эмигрантского художника Александра Сергеевича Головина (1904-1968), он писал книги по эзотерике и затем организовал приезд в Швейцарию отца мировой психоделики Тимоти Лири (Timothy Francis Leary, 1920 — 1996). А вот Артур Вилар (Arthur Villard) из города Биль прославился своей борьбой с «авторитарной школьной системой» и принципиальным отказом служить в армии. В конечном итоге швейцарский нонконформизм был и остался общественным явлением, ограниченным границами немецкоязычных кантонов.
ольку даже в ситуации разгара холодной войны они в целом оставались менее консервативными и более «левыми», нежели их сограждане по ту сторону «картофельного рва».
Против «заскорузлой уравниловки»Но если что швейцарских нонконформистов действительно объединяло, так это стремление восстать и сбросить с себя путы, как они говорили, «заскорузлой уравниловки». Об этом пишет, например, хронист истории этого общественного явления в Швейцарии учитель и журналист из Берна Фреди Лерх (Fredi Lerch).
Вокруг Швейцарии бушевала холодная война, советские войска жестоко подавили революцию в Венгрии, затем восточногерманский режим возвел стену в Берлине, Швейцария же внешне производила совершенно за(от)мороженное впечатление. Теория и практика консервативной «Духовной обороны» переживала в Конфедерации второе рождение. В ее рамках гармонично сочетался миф о «мужественных швейцарцах», построивших, якобы, страну в борьбе с «агрессией Габсбургов», с героизацией «духовных скреп» и «национального единства».
+ О том, что такое «Духовная оборона» читайте в этом материале.
В начале 1960-х годов любая критика в адрес такой системы мгновенно становилась в глазах консерваторов «доказательством» перехода на сторону идеологического противника, то есть Советского Союза. И тем не менее, нонконформистов это не отпугивало, и они продолжали ставить свои неудобные вопросы, благо опасности попасть в лагерь или психушку они не подвергались. Насколько нужны и морально оправданы швейцарские нейтралитет и федерализм? Какую роль играет современная армия в рамках швейцарского общества? Нонконформисты стремились «сорвать все и всяческие маски» и обеспечить себе возможность «истинной альтернативы», что в условиях швейцарской демократии, нацеленной на компромисс и консенсус, казалось им задачей невыполнимой.
Швейцария — страна обывателей и стукачей?Самым настоящим манифестом поколения «недовольных» стала брошюра «Achtung! die Schweiz» («Внимание! Швейцария»), написанная в соавторстве писателем Максом Фришем, историком, публицистом и политиком Маркусом Куттером (Markus Kutter, 1925-2005), а также экономистом и социологом Луциусом Буркхардом (Lucius Burckhardt, 1925-2003), скрестившим социологию с урбанистикой и придумавшим «променадологию», то есть теорию и практику осмысленного движения с целью не просто времяпрепровождения, но и определенного созидания. В центре написанного ими текста стояла идея создания некоего «нового города».
Но для начала авторы обрушивались с критикой на ту самую почву, на которой этот город должен будет когда-то возникнуть. Речь шла у них о необходимости предоставить Швейцарии возможность стать нечто большим и новым, а не просто «музеем, европейским курортом, идиллией, богадельней, паспортным столом, (банковским) сейфом и местом встречи обывателей и стукачей». Они хотели, в лице «нового города», создать Швейцарию, которая качественно отличалась бы от деревенского «поэтического реализма», созданного фантазией классика швейцарской литературы Готфрида Келлера и запечатленного им в цикле романов «Село Сельдвила и его обитатели» («Die Leute von Seldwyla»).
Нонконформисты, таким образом, во многом стали предтечами швейцарской контркультурной революции конца 1960-х, хотя, в отличие от представителей последней, они все-таки делали ставку на реформы, реализованные силой слова и аргументированной критики. Маркус Куттер кредо швейцарских нонконформистов сформулировал в рамках одного единственного тезиса: «Эксцессам революции я предпочитаю процесс медленного, но верного суммирования скромных знаков вопроса».
Брошюра «Achtung! die Schweiz» («Внимание! Швейцария») и была, как раз, задумана в качестве такого «знака вопроса», в качестве спокойно, но при этом решительно сформулированного социального проекта, альтернативного набору ценностей тогдашней Швейцарии. «Новый город» должен был стать «действующей моделью нового общества в натуральную величину», построенной в 1964 году к началу швейцарской национальной Выставки достижений народного хозяйства в Лозанне. Идея эта, правда, оказалась без шансов и на швейцарской ВДНХ-1964 доминировал образ «Швейцарии, готовой к труду, но еще больше — к обороне».
Креативная сингулярностьНо уже два года спустя швейцарский писатель Вальтер Маттиас Диггельманн (Walter Matthias Diggelmann, 1927 — 1979) в своем романе «Die Hinterlassenschaft» («Наследие») жестко поставил под вопрос роль Швейцарии во Второй мировой войне, назвав антикоммунизм средством, избранным швейцарцами для «забвения» (собственных прегрешений периода мирового вооруженного конфликта). В 1966 году Макс Фриш серьезно схлестнулся с авторитетным германистом Эмилем Штайгером (Emil Staiger, 1908-1987), назвавшим политически ангажированную литературу «поэзией из клоаки» («Kloakendichtung»), стремящейся, изображая разного рода «уродства, болезни и психопатологию», ставить в центр не службу на общее благо, но самопиар.
В 1967 году Петер Биксель пишет текст «Des Schweizers Schweiz» (по смыслу: «Что видит швейцарец, когда он смотрит на Швейцарию»), в котором провозглашает «оттепельное» требование расстаться с наследием «Духовной обороны» и утверждает, что «типичная Швейцария со всеми ее клише существует только в рекламных брошюрах туристических компаний». Этот текст немедленно превратил его автора в «национал-предателя» и «иностранного агента», однако процесс пошел. Писатели-нонконформисты открыли для себя в качестве очень выгодной темы все сложные и неоднозначные вопросы истории Швейцарии 20-го века. Как утверждал в 1967 году Ханс Флейг (Hans Fleig), «своей критикой эти авторы проложили мост между Швейцарией и остальным миром».
В итоге к концу 1960-х нонконформизм из недостатка и стигмы превратился в идеал. Стандартные биографии вышли из моды, уступив место «жизненным проектам», творчески сформулированным перспективам. Жизнь теперь должна была быть своего рода перформансом, выставкой, картинки с которой должны вызывать не зевоту, но удивление и воодушевление. Описанный Максом Вебером процесс роста степени общественной рационализации, по итогам которого на свет появляется тот самый «бездушный полуавтомат», был остановлен и его заменил идеал, нацеленный на общество индивидуальностей и четко отразивший раннее начало процесса перехода Швейцарии к постиндустриальному обществу. А потом миру был явлен эпохальный альбом «Sergeant Pepper’s Lonely Hearts Club Band», обложка которого была идеальным отражением того самого общества постиндустриальных сингулярностей. Послание, транслировавшееся ею, было очевидным: «Мое старое я, причесанное под одну гребенку, навечно осталось в прошлом»!
+
Перевод на русский и адаптация: Игорь Петров
.
Аналог Ноткоин - TapSwap Получай Бесплатные Монеты
Подробнее читайте на swissinfo.ch