Мы публикуем стенограмму и видеозапись лекции, с которой в рамках цикла «Публичные лекции "Полит. ру"» 18 февраля 2016 года выступил известный российский востоковед, кореевед, кандидат исторических наук, профессор университета Кукмин (Сеул) Андрей Ланьков.

Текст лекции

Большое спасибо за приглашение. Повторю то, что сказал Борис: сегодня я не буду отвечать на вопросы, о чем бы то ни было, что случилось после 1965 года - и из этого условия тем, кто будет задавать вопросы, надо исходить. Современная ситуация, которой я последний месяц очень активно занимался, является крайне удручающей. За последний месяц, после того, как я побывал практически во всех значимых для данной ситуации местах, у меня появилось острое желание заявить «остановите Землю или я слезаю, водители напились». Ситуация очень сложная, к сожалению, но сегодня мы об этом говорить не будем.

Если говорить об истории КНДР в период с 1953 года до 1961 годов, то, конечно, Советский Союз - это важнейший фактор северокорейской политики. Отношения между двумя странами, по большому счету, можно разделить на три периода.

Итак, 1945-1950 годы. Это период, когда отношения СССР с Северной Кореей играли решающую роль в создании и развитии ситуации в КНДР. Период этот начался, строго говоря, с 1945 года, когда появляется КНДР. Отчасти это - революция снизу, потому что на том этапе режим пользуется очень большой поддержкой. Но создается режим все равно под очень жестким контролем советской военной администрации.

Так, до конца 1940-х годов, все выступления Ким Ир Сена и других политических деятелей Северной Кореи заранее цензурируются сначала советским военным командованием, а потом, после 1948 г. , посольством. Если Ким Ир Сену тогда хочется сказать что-то на политические темы, то он это должен сначала показать представителям СССР. Они же визируют назначения на все ключевые посты и т. д.

Что происходит дальше? Корейская война. Мы сегодня будем говорить о периоде 1953-61 годов - точнее, в основном, о его первой части. Потому что, если мы этот период разделим, то мы можем сказать, что в период с 1953 по 1957 год, о котором я и буду говорить сегодня, Советский Союз предпринял попытку развернуть Северную Корею в том направлении, в котором тогда сам поворачивался сам Советский Союз. Была предпринята попытка произвести там осторожную десталинизацию сверху. Эта попытка закончилась полным поражением.

Тут необходимо небольшое историографическое замечание. Некоторые из вас читали мою книжку «Август, 1956 год: кризис в Северной Корее», которая вышла в РОССПЭНе в 2009 году. То, что я собираюсь говорить сегодня, посвящено той же теме, но это не пересказ книжки.

Дело в том, что мне заказали корейское издание этой книжки, я начал смотреть появившиеся новые материалы и обнаружил, что этих новых материалов много, даже очень много. Поэтому я буду стараться концентрироваться в основном на новом, на том, что в книжку 2009 года не вошло. Я сегодня расскажу о том, что стало известно из документов, которые всплыли на протяжении последних примерно 10 лет. Хотя иногда, для того, чтобы не терять общую канву, я буду повторяться и говорить и о том, что в книжке написано. Тем не менее, сегодня постараюсь дать максимальное количество новой информации.

Итак, что представляла собой КНДР в 1953 году? Во-первых, это была безусловно, страна - как тогда говорили - «народной демократии». Но это для нас сейчас «народная демократия» - нечто из песен Высоцкого, а тогда это была вполне себе определенная политическая теория, развитие так называемой «теории народного фронта». Страна народной демократии - это страна, которая пока не социалистическая, но очень хочет таковой стать.

Эта теория предусматривала, что переходу к социализму будет предшествовать некий предварительный подготовительный этап, который, собственно, и назывался «периодом народной демократии». В течении этого периода позволялось иметь разнообразные несоциалистические институты, например, частное сельское хозяйство. В рамках «народной демократии» допускалась даже многопартийность, но лишь постольку, поскольку другие партии знали, кто в доме хозяин и никак не противоречили руководству страны.

Такая схема предусматривала, что страна народной демократии - как бы ещё не страна зрелого социализма, а вот Советский Союз - это единственная страна зрелого социализма. Таким образом получалось, что у Советского Союза есть естественное теоретически обоснованное преимущество, что его доминирование в социалистическом лагере объясняется не только тем, что он - самый больщой и сильный, но и тем, что он - самый продвинутый и прогрессивный. Так что неслучайно, что Ким Ир Сен отбросил эту теорию, как только это стало возможным, то есть в конце 1950-х годов.

У северокорейского правительства была одна серьезная проблема, которая очень важна для понимания дальнейших событий - проблема фракций или группировок в руководстве ТПК.

1945-50 годы являли собой такое странное сочетание иностранной военной оккупации и местной революции (в союзе с иностранными силами). Конечно, северокорейское правительство, которое, условно говоря, было правительством Ким Ир Сена (хотя он сам тогда был не более чем «первым среди равных»), с самого начала пользовалось достаточно большой поддержкой населения. Вдобавок, то население, которое ее, эту власть, не поддерживало, всегда могло уйти, потому что до 1948 года контроль на границе с Югом был слабым, да и потом уходить было можно. В результате за 1945-1953 гг. из Северной Кореи ушло более миллиона человек, то есть примерно 1/10 часть населения. Фактически, можно сказать, что потенциальная оппозиция сама себя изгнала из Северной Кореи. В меньшей степени из Южной Кореи, где наблюдался похожий процесс.

Однако, когда Советский Союз стал строить на территории КНДР, условно говоря, социалистическое государство под руководством Коммунистической партии, очень быстро встала проблема - там не обнаружилось коммунистов. Дело в том, что на территории Северной Кореи собственного коммунистического подполья почти не было.

Компартия Кореи была создана в 1925 году и распущена Коминтерном в 1928 году. Это - вообще уникальный случай! Я не специалист по истории Коминтерна, но, по-моему, второй роспуск компартии какой-то страны случился гораздо позже - в Польше в 1938 г. Кажется, вообще не было других случаев, когда бы Коминтерн бы объявил, что данная коммунистическая партия работать не может, в силу постоянных внутренних склок, во-первых, и исключительно жесткого полицейского контроля, во-вторых.

Компартия Кореи была в 1928 году распущена и после этого все корейское коммунистическое движение развивалось в виде четырех очагов, почти друг с другом несвязанных. Были, во-первых, этнические корейцы СССР, которые в своей массе поддержали красных в годы гражданской войны. Потом в СССР до 1937 года советские корейцы пользовались большими привилегиями как национальное меньшинство, а после 1937 года, наоборот, стали подвергаться очень сильной дискриминации. Но они были, их было много, около 200 тысяч человек, значительная их часть вступила в партию и сделала довольно неплохую карьеру, плюс были и технические специалисты из числа советских корейцев.

Когда 1945 году Штыков и Лебедев, вообще руководство 25-й армии, оказалось в Корее, ней они абсолютно ничего не знали… Они были умные, толковые люди, но о Корее они ничего вообще не знали. Это как любого из вас взять и отправить управлять какой-то индийской провинцией. Поэтому советские военные естественно стали искать свою опору среди корейцев, стали искать местных коммунистов, и быстро обнаружили, что таковых почти нет.

Ну и, соответственно, армейское руководство стали посылать в Москву требования - присылайте нам надежных людей. После этого начинается набор большого количества партработников, учителей, тех немногочисленных корейских военных, которых не расстреляли в 1937-м и которые не пали смертью храбрых в 1941 г. (таких было мало). Их всех, порядка 500 человек советских корейцев, в 1945-1948 гг. срочно отправляют в Корею строить социализм на родине предков. Они и становятся основой советской группировки.

Вторая группа - это подполье. Но коммунистическое подполье действовало в основном не в Пхеньяне. В Пхеньяне в 1945 г. жила долгое время сидевшая в японской тюрьме Вера Цой, она же Пак Чжон-э в стандартной транскрипции, или Пак Ден Ай в принятой тогда транскрипции, из советской разведки. Там же был ее муж Ким Ён Бом, который даже на некоторое время нечаянно стал руководителем Северной Кореи (был в его странной жизни такой эпизод). Да, не Ким Ир Сен, а именно он был первым формальным руководителем Компартии Северной Кореи. Было в Пхеньяне еще несколько человек подпольщиков-коммунистов, но очень мало.

В основном все корейские коммунисты тогда находились Сеуле, где решающую роль тогда играл Пак Хон Ён, с ним тоже были свои проблемы, но на тот момент он там был самым влиятельным человеком. Это южнокорейское подполье. Это вторая группа.

Третья группа - это левая корейская интеллигенция, которая в 1930-е годы начала уходить в Китай. Отчасти они смешались там с этническими корейцами Китая. Они работали там при Мао, в штаб-квартире китайской компартии в Яньане, и поэтому известны как «Яньаньская группа».

Вдобавок, в Советской армии была такая интересная часть - 88 отдельная стрелковая бригада, укомплектованная китайским и корейскими партизанами, воевавшими в Маньчжурии. Стояла она в войну под Хабаровском. И там был такой человек, называли его в советских документах тогда Цзинь Жи-чэн. Если эти иероглифы читать по-корейски, то получается «Ким Ир Сен». В бригаде основным языком был китайский. До этого Ким Ир Сен служил в китайских партизанских формированиях. В 88-й бригаде под его началом находились бывшие маньчжурские партизаны, этнические корейцы, которые воевали в основном под его командованием в 1930-е гг.

В результате этой политики импорта коммунистов возникает такой странный баланс. Мы имеем четыре разные группировки, причём до 1945 года эти люди друг друга совершенно не знали. У них совершенно разное образование, разный жизненный опыт. Представьте себе подпольщика, например: это интеллигент, как правило, окончивший хороший японский университет, он читал всякую философию. А рядом с ним - бывший советский секретарь райкома, переживший 1937 год, как-то вывернувшийся и уцелевший, или, скажем, советский полковник танковых войск. И тут же имеется командир взвода, с образованием в три класса, из партизанского отряда в лесах Маньчжурии, говорящий на родном языке с акцентом, потому что он всю свою жизнь прожил в Китае.

Эти люди, внезапно ставшие элитой формирующегося государства - они ведь даже на одном языке особо не говорили. Внутренние разделения, непонимания были очень большими. Для нас это достаточно важно. Вся эта система было собрано вместо при большом участии советских военных (и при большой поддержке снизу, об этом никогда не надо забывать).

И вот наступает март 1953 года, важный для Кореи. Я тут просто говорить не буду о таком спорном вопросе, как связь между смертью Сталина и окончанием Корейской войны (впрочем, для меня этот вопрос как раз совсем не спорный, но принято его спорным считать). Главное, что Корейская война закончилась, и после этого в Советском Союзе начинаются довольно серьезные перемены. Практически сразу принимается решение, что теперь должна проводиться новая политика, политика десталинизации, причем не только в СССР, но и в странах народной демократии.

Нелюбители этой политики, поклонники Л. П. Берии, обычно говорят, что это, мол, всё коварно затеял Н. С. Хрущев. Я вынужден нанести страшный удар по их мировоззрению, сказав, что эту политику как раз начал проводить Л. П. Берия, а Никита Сергеевич её только продолжил. Первыми на ковер попали венгры, когда их просто вызывали в Москву и объясняли, что нужно менять политическую линию.

Новый курс предусматривает, во-первых, как свертывание культа личности Сталина, так и культа личности местного руководства, который тогда везде в той или иной степени присутствовал. При этом культ личности Ким Ир Сена на тот момент ничем от венгерского или восточногерманского или польского в общем не отличался.

Происходит изменение экономической политики, т. е. меньше внимания уделяется тяжелой промышленности и больше - легкой промышленности, производству товаров народного потребления и сельскому хозяйству.

Третье важное изменение - резко снижаются объемы политических репрессий. Количество заключенных в Советском Союзе сократилось от многих сотен тысяч до нескольких тысяч всего за десятилетие.

И еще очень политических важный момент - это решение притормозить коллективизацию сельского хозяйства в Восточной Европе.

Это - четыре основы новой политики, которую стали пропихивать в Восточной Европе. В общем это решение было отчасти вынужденным, потому что сразу после смерти Сталина начались довольно серьезные проблемы в Восточной Европе. Помимо хорошо всем известной ситуации с Восточной Германией, где в июне 1953 г. дошло вообще до восстания, в мае-июне 1953 года были крупные забастовки в Чехословакии, были проблемы в Польше, Венгрии и даже в Болгарии. Крупная стачка прошла в Пловдиве, втором по величине городе Болгарии. Т. е. было ощутимое напряжение.

В Москве расчет был тогда на то, что либерализация, исправление ошибок прошлого приведет к тому, что новая власть будет пользоваться большей поддержкой. С этой точки зрения совершенно очевидно, что КНДР тогда вызывала определенное беспокойство в Москве. Она казалась слабым звеном.

По сравнению с любой другой страной народной демократии, Северная Корея была чрезвычайно бедна. Не просто бедна, а очень и очень бедна. И информация об этом постоянно поступала. Так, например, сохранились записи бесед с северокорейским заместителем министра, где он говорит советскому дипломату, что, мол, «у меня зарплата порядка 10 тысяч вон, а я живу на уровне, наверное, обычного московского рабочего. А как выживает наш рабочий с зарплатой 600-800 вон в месяц, я вообще не понимаю». Т. е. такие разговоры идут постоянно.

У советского руководства было понимание, что страна чрезвычайно бедная. И в тоже время поступают всякие сообщения и просьбы с корейской стороны максимально усилить финансирование проектов по развитию тяжелой промышленности. И соответственно возникает вопрос - а не рискованная ли это ситуация. Кроме того, играл свою роль, конечно, и фактор Южной Кореи, о чем я скажу чуть-чуть дальше.

Любопытно, что из документов ЦК КПСС и МИДа ясно, что уже в середине 1954 года возникает идея вызвать Ким Ир Сена и всё руководство Северной Кореи в Москву и объяснить им, что страной сейчас надо управлять по-новому. Объяснить, что нужно отказаться от культа личности, не проводить коллективизацию, уделять больше внимания повышению жизненного уровня людей и т. д.

Эта мысль возникает, она постоянно прослеживается в документах того времени. Периодически возникают какие-то конкретные предложения по организации такой встречи, причем эти предложения проходят на достаточно высоком уровне. Любопытно, например, что в январе 1955 года, Молотов и Суслов направляют всем, я повторяю, всем, членам ЦК КПСС циркулярное письмо, в качестве приложения идет справка о положении в КНДР.

Справка эта делалась на основе похожей справки, составленной тогдашним послом Суздалевым. Естественно, что справок посол не составляет, посол в лучшем случае их редактирует и дает общие указания. Значит справку готовило посольство, но в МИД и ЦК она пошла, как и полагалось, за подписью Суздалева, и привлекла там столько внимания, что Молотов и Сусловым решили разослать ее всем членам ЦК.

В справке этой содержится очень жесткая критика низкого жизненного уровня людей, говорится, что правительство КНДР ведет себя в этом смысле безответственно, ничего для повышения жизненного уровня граждан страны не делает. Это была первая справка, январь 1955 года. Потом таких документов я нашел еще два. Один из них был подготовлен в апреле 1956 года, это справка Комитета информации при МИД.

Что такое Комитет информации многие из вас знают. Это тогдашняя ипостась того учреждения, которая сейчас именуется Службой внешней разведки. Правда в 1952 году их сократили, большинство сотрудников ушло (или, скорее, вернулось) в Первое Главное управление КГБ с правом заниматься агентурной работой, а в Комитете информации остался какой-то такой небольшой аппарат, который занимался не только аналитикой, но и, почему-то, организацией внешнеполитической пропаганды.

Так вот, в апреле 1956 года в Комитете информации при МИД тоже готовят критическую справку о ситуации в КНДР. И дальше в декабре 1956 года посол Иванов готовит еще одну справку. Так, например, из этой справки, следует, что «товаров, выдаваемых по карточкам, далеко недостаточно для удовлетворения потребностей рабочих и служащих в питании и одежде». А без карточек вообще ничего нет. «В подавляющем большинстве городское население почти совсем не получает по карточкам мыло, жиров и сахара». Т. е. проще говоря, одно зерно едят. «Рыбопродукты выделяются тоже нерегулярно». «Рыночные цены на продовольственные товары чрезвычайно высоки».

Все эти бумаги примерно в одном стиле написаны, а помимо их, из Кореи идут постоянные сигналы, что в стране крайняя нищета. В Москве эти сигналы получают и думают, что если нищета, то в стране скоро будут проблемы. Казалось бы, Болгария, наши лучшие друзья, а в Пловдиве была забастовка - а тут что может быть?

Вдобавок, идет вторая тема, которая тем, кто здесь сидит и тем, кто читал на эту тему то, что обычно пишут, может показаться странной. Если вы посмотрите практически всё, что написано о сравнении северной и южной экономик, то стандартным является заявление, что Южная Корея, дескать, уступала Северной по уровню жизни до как минимум конца 60-х, иногда даже начала 70-х годов. Это такой стандартный трюизм.

Так вот, из документов советского посольства видно, что наше посольство тогда думало ровно наоборот. Причем не один человек так думал, оно всё коллективно так думало. В 1955-56 годах проводится несколько попыток оценить сравнительный уровень жизни в Северной и Южной Корее. Результаты получались неутешительные: Южная Корея лидирует, правда, не очень сильно.

Вот один пример. В 1956 году тот же самый доклад, который отправляет в ЦК КПСС посол Иванов. И он в нем пишет следующее, «следует иметь в виду, что в Южной Корее, являющейся в основном сельскохозяйственной страной, продовольственное снабжение населения лучше, чем в Северной Корее. …Обеспеченность населения товарами первой необходимости на юге тоже выше». Это посол пишет, в очень неспокойном, в т. ч. и для его карьеры, 1956 году.

До того, как я почитал новые документы, у меня было незаслуженно плохое отношение к нашему посольству. Я знаю, что там были блестящие люди, типа Е,Л. Ткаченко. Но таких людей, как оказалось, там было больше, чем я поначалу думал. И послы наши вели себя зачастую очень здраво и смело. Потому что, чтобы написать такое, что я процитировал, требуется определенная смелость. Посол Иванов прямо пишет, что обеспеченность потребительскими товарами на Юге выше и объясняет почему: вследствие того, что народное хозяйство Юга в ходе войны потерпело меньшие разрушения (что чистая правда, Южную Корею ведь почти не бомбили), а так же в результате наводнения южнокорейского рынка промышленными товарами из США.

Дальше, Хон Мён Хи 14 июня 1956 года, за несколько месяцев до этого доклада, беседует с тем же послом и говорит ему… Чтобы было ясно, Хон Мён Хи - это вовсе не диссидент, он прожил совершенно верноподданическую жизнь. Он считался великим писателем, и, кстати, на самом деле, был хорошим писателем! Его сын, живой и здравствующий, тоже считается великим писателем, там же наследственная система, и он тоже, кстати, хороший писатель. Такая супер номенклатурная семья, не знаю с кем ее тут можно сравнить… Пожалуй, с Михалковыми.

И вот, что этот обласканный властью писатель в конфиденциальном порядке говорит советскому послу: «я - южанин, я приехал из Южной Кореи в 1948 году, знаю очень хорошо положение и на юге». Действительно знает, я полагаю, ведь в тот момент у них еще были контакты. «Думаю, что жизненный уровень населения на юге в настоящее время, во всяком случае, если и не лучше, чем у нас, то уж точно не хуже, а м. б. там живут и лучше».

Практически одновременно зав. отделом Дальнего Востока МИДа Курдюков разговаривает с северокорейским послом в Москве Ли Сан Чжо, и спрашивает того, как живут в Южной Корее - хуже или лучше, чем на Севере. На это посол отвечает: «если надо сказать честно, то лучше».

Итак, смотрите, какие идут сигналы: положение сложное, рядом Южная Корея, и Южная Корея начинает, кажется, экономически обгонять Север. Конечно, надо проверять достоверность представлений о том, что в Южной Корее ситуация была более благоприятной, и полностью мы едва ли сможем разобраться, как там было на самом деле, да и разница в уровне жизни в любом случае была тогда невелика. Но, тем не менее, прочитав эти документы, я сильно усомнился в том, что всегда везде писалось, то есть в том, что Южная Корея обогнала Северную только в конце 1960-х годов.

В одном советском документе, я его сейчас с ходу не нашел, но видел, дается даже детальное объяснение. Там говорится, что если смотреть на макроэкономические индикаторы, то у Севера явное преимущество, но из-за политики развития тяжелой промышленности, все сразу реинвестируется, а на потребление ничего не тратится.

Вдобавок, 31 января в гостинице «Советская», Пак Чан Ок, тогдашний председатель Госплана и вице-премьер КНДР (у них была тогда должность вице-премьера), приехав, просит о срочной встрече с представителями советских властей, и сообщает им «радостную» новость, что в Северной Корее начался голод со смертельными случаями. Это январь 1955-го, а голод начался в декабре 1954 года.

К этому времени уже все посольства восточноевропейских стран в Пхеньяне шлют в свои столицы депеши про то, что продовольственная ситуация в КНДР вышла из-под контроля, что цены на продовольствие на рынке увеличились примерно в десять раз за пару месяцев, и непонятно что с этим делать. Пак Чан Ок тогда, в гостинице, объясняет, что случилось. Дескать, ожидали урожай в 3 млн тонн, основываясь на информации, которая шла от местных чиновников, которые были, понятное дело, заинтересованы в том, чтобы сообщить, что у них полное процветание и блестящие перспективы. Вы помните очень похожую историю с «Большим скачком» в Китае, когда наверх давали завышенную информацию о производстве продовольствия и его наличных запасах? Такое же случилось и в Корее зимой 1954-55 гг.

Исходя из этих оптимистических сообщений с мест, были определены нормы сдачи продовольственного налога для единоличников, которых тогда было большинство (около 40% было в тот момент кооперировано), и для работников кооперативов. В результате возникла ситуация, что зерно у крестьян отняли, вообще им ничего не оставив. Крестьяне начали голодать и умирать. Тогда 31 января во время своего визита в Москву Пак Чан Ок называет цифру, что у них сбор зерновых вместо ожидавшихся 3 млн - всего лишь 2 млн 600 тыс. тон. Несколькими месяцами позже Ким Ир Сен исправляет, говорит, что ситуация ещё хуже: 3 млн ожидали, а получили 2 млн 300 тыс тонн.

Особенно много в этом смысле дают материалы венгерского посольства. У венгров было несколько больниц в сельской местности, венгерский персонал которых стал посылать в посольство сообщения о том, что там дистрофия, идет массовое голодание и т. д. Советский Союз немедленно отправляет продовольственную помощь. Китай, который тоже запросили, помощь немедленно отправляет, и эта помощь продовольственная начинает поступать к концу февраля. Бесплатное советское и китайское зерно вытаскивает ситуацию.

Однако параллельно в посольство и Москву идут сигналы о том, что нарастает политическое недовольство среди крестьян. Зам министра образования, который ездил по провинции, говорит в беседе с сотрудниками посольства, что в стране массовое недовольство, что крестьяне демонстративно бойкотируют официальные мероприятия, что согнать их ни на какие собрания, политические или культурные встречи в принципе невозможно, и что повсеместно очень сильное напряжение.

Сон Дин Фа (Сон Чин-пха) - один из главных пропагандистов, редактор журнала «Новая Корея» главный (официальный рупор пропаганды на заграницы) в это же время говорит, что «у крестьян отняли все зерно, они все очень злы». Это, напоминаю, он говорит советским партийным дипломатам. И поэтому Северной Корее была не только помощь зерном оказана: в эьтой ситуации Москвой даются еще и советы по изменению политики, от которых Ким Ир Сен по тогдашним обстоятельствам не мог отказаться.

Предложения эти сводятся к трем пунктам, и все эти пункты противоречат представлениям Ким Ир Сена о правильной жизни, о которых мы дальше будем говорить. Прежде всего, СССР настаивает на снижении объемов инвестиций в тяжелую промышленность. Во-вторых, советское руководство говорит о том, что надо снизить давление на частников, мелких торговцев и ремесленников. Когда исчезло зерно, северокорейские власти стали отчаянно бороться со спекулянтами, и запретили частную торговлю зерном с декабря 1954 года, от чего стало еще хуже. В новых условиях Москва требует такими вещами не заниматься, частника в угол не загонять. В-третьих, СССР также просит снизить темпы коллективизации.

Если смотреть на эти документы, то обращают на себя внимание подписи под ними. Потому что там довольно большую роль сыграл В. М. Молотов, который выступил в качестве голоса разума и, фактически, спасителя корейского крестьянства. Т. е. получилось так, что люди, которые в СССР в 1930-е годы проводили жесткую коллективизацию, пытались в меру сил предотвратить подобные вещи в Северной Корее. Я могу предположить две вещи. То ли они помнили, к чему привело их излишнее рвение в начале 1930-х, и не хотели повторения, то ли считали, что в СССР в 1932 г. не было другого выхода, а вот у Северной Кореи нет такой необходимости гнать с такой же скоростью и ценой таких же жертв. Однако Ким Ир Сен думал иначе, но в общем эта новая политическая линия была принята.

В газетах о голоде не писали ничего. Только один раз, в марте 1956-го, в «Нодон синмун» появилась статья, с которой была связана замечательная история. Статья эта была о том, что необходимо пользоваться подручным питанием, с объяснением, что в коре деревьев тоже есть немножко калорий. Этот номер газеты изъяли из продажи через несколько часов, однако этот инцидент широко обсуждался в дипкорпусе.

Это примерно та же схема работы с информацией, которую мы видим и сейчас, в 2016 г. , когда в Северной Корее происходят огромные перемены, о которых в открытой печати ничего не пишут. Сейчас эти перемены позитивные, а тогда были негативными, но это не важно (тем более, что это часто зависит от точки зрения - кому-то перемены позитивные, а кому-то, возможно, кажется, что совсем наоборот). Итак, в стране происходят перемены и вызванный ими жесткий кризис, но в официальной общедоступной печати соблюдается режим полного молчания о происходящем. Это первый слой.

Второй слой, это то, что говорится в закрытых материалах. В закрытых материалах тогда говорится, что главная проблема страны - это чиновники, безответственные, раздувающие отчетность, рассказывающие о несуществующих успехах, жадные и карьеристы. Именно их негативные качества и спровоцировали голод. Это - вторая линия, которой обычно и кормили наших дипломатов.

Была и третья линия, совсем конфиденциальная. 4 апреля Ким Ир Сен лично сказал послу Иванову, что дело тут не в чиновниках, а в коллективизации, которую в Северной Корее проводят неправильно. Говорит, что главная проблема - это вовсе не вся эта фигня с завышенными данными по зерну, хотя она тоже важна, а то, что как только крестьян загоняют в колхоз, в сельхозкооператив - они режут скот. Ким Ир Сен жалуется послу, что крестьяне не хотят отдавать скот в сельхозкооператив, то есть в колхоз. А скот в Корее - это не еда. Корейцы молока традиционно не пили, а северяне его до сих пор не пьют. В Северной Корее говядина - до сих пор не пищевой продукт. Это - элитный продукт. Скот же - это тягловая сила, скот - это живые трактора. Крестьяне режут скот, поэтому ухудшаются возможности обработки полей, снижается урожай.

К весне 1955 года голод был преодолен - в основном с помощью экстренных советских поставок продовольствия. Дан был задний ход по большинству направлений, отменены решения, вызвавшие беспокойство в Москве. Всё вроде бы стало хорошо. Но, как говорится, «осадочек-то остался» у советского руководства. Всё это еще раз подтвердило всякие нехорошие подозрения, которые в это время уже были у советского руководства и по поводу будущего Северной Кореи, и по поводу политики Ким Ир Сена.

Тем временем, внутри Северной Кореи по-прежнему идет борьба четырех фракций. Ким Ир Сен хорошо понимает одну вещь (его можно обвинять в чем угодно, но в этом он абсолютно прав, в этом есть посконная правда): пока существуют эти четырех фракции, и он руководит лишь одной из них, причем изначально слабейшей, он не может быть уверен в сохранении своей власти.

Более того, пронаблюдав, что происходило перед этим в других похожих странах, он может сильно подозревать, что потеря власти для него может обозначать и потерю жизни. И это не так уж нереально. В одном из советских документов чуть-чуть более поздних, 1957 года, серьезные советские аналитики постсоветского времени оценивают ситуацию в Северной Корее. Там говорится, что товарищ Ким Ир Сен окружен подозрительными людьми, что среди них есть те, кто умышленно уничтожает честных коммунистов, кто умышленно разрушает экономику страны, а Ким Ир Сен им попустительствует.

И этот документ - еще одно напоминание, что если бы Ким Ир Сен потерял власть, то с большой долей вероятности началось бы разбирательство, а почему он покрывал «вредителей, уничтожавших честных коммунистов». Вредителями ведь всегда объявляется та политическая группа в руководстве, которая проиграла, это такая алгебраическая формула. Ким Ир Сен это отлично понимает, он понимает, что эти люди вокруг него - это люди ему по сути чужие, что они всегда могут ударить в спину - кроме тех, конечно, с кем он когда-то сражался на сопках Маньчжурии, голодал и героически воевал. Это первый момент.

Второй момент - очень важный. У Ким Ир Сена и его окружения было свое видение будущего. Да, как и любой политик, он хочет взять и удержать власть. Но нельзя примитивизировать ситуацию. Ким Ир Сен считает, что он «знает, как надо». Он считает, что он знает, какую страну он должен построить. И его видение будущего радикальным образом отличается от того видения будущего, которое было, условно говоря, у советской группировки.

Страна его мечты - это страна сплоченная единством, страна, где уничтожена всякая корысть, где деньги и прочее богатство не играют никакой роли, где все объединены единым порывом и героически работают на благо родины, где бескорыстные чиновники, которые получают не одну чашку риса в день, как все, а полторы, денно и нощно горят на работе, и где он, любимый всеми, мудро руководит всеми. Сплоченная и героическая страна, свободная Корея.

«Свободная», в первую очередь, в том смысле, что она делает так, как она хочет. А она хочет так, как хочет он. Страна, которая не слушает ни японских, ни американских, ни русских, ни китайских советчиков. Потому что они все, в конце концов - иностранцы, а мы, корейцы, идём своим путем к нашему прекрасному, сильному, процветающему государству. Красивая мечта! Любая мечта - красивая. И эта мечта, сопряженная с явным нежеланием терять власть, а, возможно, и голову, заставляет Ким Ир Сена действовать.

Есть четыре группировки, встает вопрос: кого надо бить первым? Первым надо бить основателей Компартии. Вообще говоря, основать Компартию в 1920 годы - дело крайне опасное, если не убьют белые, то потом точно убьют свои. Это правило было блестяще подтверждено историей корейской Компартии.

Люди Пак Хон Ёна, внутренняя группировка, бывшие подпольщики - первая цель. Почему они уязвимы? Они уязвимы потому, что за ними никто не стоит. Попробуй тронь чиновника, связанного с китайцами, когда в стране на тот момент стояло порядка 300 тысяч китайских войск. Советских корейцев и про-московских людей тронуть заманчиво, но - а вдруг опять голод случится?. Зависимость КНДР от советской экономической помощи - огромная.

А тут рядом эти герои подполья, подозрительные, и в японских университетах учились, и в тюрьмах уцелели… И вот начинается 1953 год. Летом этого года, сразу же после окончания войны, производится практически полная ликвидация верхушки бывшей корейской Компартии, тех, конечно, кто не погиб под американскими бомбами или в японских тюрьмах. Красивый процесс в стиле московских процессов 1937 года. Все подсудимые, естественно, признают себя шпионами, диверсантами, вредителями, готовившими переворот. Рассказывают, как им давали инструкции американские дипломаты (потом выяснилось, правда, что эти дипломаты в этот момент были в другой части земного шара).

В общем, всё как положено. Обычное шоу, закончившееся в 1955 году. Пак Хон Ёна, основателя Компартии, оставили для отдельного процесса. Его выводят на процесс в декабре 1955 года, причем процесс был уже не открытый, и вообще не такой красивый и шумный, как в 1953 г. Суд над Пак Хо Ёном - это последний открытый процесс, но лишь условно открытый, так как туда допускают надежных людей и только по приглашению.

В газетах в декабре 1955 г. сообщается, что Пак Хон Ён расстрелян. Однако из документов советского посольства видно, что он совершенно не расстрелян. В апреле 1956 года посол сообщает, что у него данные от советника из КГБ, что Пак Хон Ён жив и сидит в тюрьме. И посол 19 апреля 1956 года пытается договориться с Ким Ир Сеном о том, чтобы Пак Хон Ёна не убивали.

Посол в отчёте о встрече сообщает, что Ким Ир Сен пришел в состояние крайнего возбуждения, начал ругаться, как случилось такое безобразие, что Пак Хон Ён всё ещё живой, но потом несколько успокоился и сказал, что, мол, мы обсудим этот вопрос. Видимо, до следующего утра Пак Хон Ён не дожил, хотя никаких документов на этот счет пока нет.

Так была произведена ликвидация ветеранов антияпонского национально-освободительного движения. Сначала взялись за верхушку, а потом пошли дальше. Не то чтобы всех выходцев из подполья колониальных времён убрали, но всех заметных действительно убрали. Кого-то расстреляли, кого-то отправили уголь в шахтах рубить. Как раз в это время начинают появляться лагеря для политзаключенных.

Дальше оставалось две группировки - китайская и советская. Естественно, они активно участвовали в ликвидации внутренней группировки. По кому бить следующему? И Ким Ир Сен принимает очевидное решение - следующими будем выносить из власти русских. Почему?

А потому, что из СССР приходят новости одна страшнее другой. Там разворачивается компания борьбы с культом личности. Естественно для Ким Ир Сена эта идея неприятна сразу по двум соображениям. Во-первых, по чисто шкурным, потому что он понимает, что с точки зрения большинства своих подданных и даже сторонников, он является «маленьким Сталиным». И если официально сказано, что Сталин - это плохо, то он тоже, значит, не есть хорошо. Второй момент, не менее важный, что идеи этого либерального социализма по Хрущёву (словосочетание «социализм с человеческим лицом» тогда не употребляется, но нечто похожее имеется в виду), Ким Ир Сену совершенно не понятны. Это совсем не то прекрасное сияющее будущее, которым он хочет облагодетельствовать свою страну, а в перспективе, возможно, и человечество. Впрочем, Ким Ир Сен - националист, он не очень парится с будущем человечества, ему интереснее судьба собственной страны.

Кроме того, если выбирать кого трогать, советская экономическая помощь важна, но прямой вызов Китаю всё равно опаснее, ибо китайская военная группировка, находящаяся на территории Северной Кореи, на тот момент по своей численности по боеспособности сравнима со всеми вооруженными силами КНДР. И вот в декабре 1955 года наносится следующий удар.

И до этого были отдельные выборочные акции, очень симметричные, он всегда бил очень четко, дуплетом, по русским и китайцам. Например, убирают Хо Га И - Алексея Ивановича Хегая, бывшего секретаря райкома Посьетского района, у него была секретарская должность в ЦК, то ли первый секретарь, то ли генеральный секретарь ТПК, а сам Ким Ир Сен был председателем ТПК. Это человек, который действительно создал Коммунистическую партию КНДР. А с другой стороны был - Пак Ир У, генерал китайского происхождения. Вообще изначальный генералитет северокорейской армии - это китайцы, точнее, китайские корейцы.

Из шести северокорейских дивизий, которые пошли на юг в июне 1950-го, две было чисто китайские, укомплектованные этническими корейцами. Какие могли быть генералы в северокорейской армии, кто из них имел соответствующий опыт? У кимирсеновских партизан был ведь только опыт операций малыми группами: подбежал к японскому или маньчжурскому полицейскому участку, бросил в окно три гранаты - и быстро бежишь обратно. Советские генералы были хорошими специалистами, но в конце 1930-х годов, если ты советский подполковник корейской национальности, то ты - японский шпион с соответствующими последствиями. Если ты выдержал, были и такие, и если ты геройски, как почти вся наша кадровая армия, не погиб летом 1941 года, что же, такие чудеса тоже случались, но редко, так что офицеров из числа советских корейцев было мало.

Таким образом, было только два места, где до 1945 г. кореец мог получить военный опыт: либо в китайской, либо японской императорской армии, но офицеры последней в основном шли в армию Южной Корее, хотя были и те, кто служил в армии КНДР. Это такой любимый миф северян, его любят рассказывать и южнокорейские левые националисты, что Северная Корея не использовала прояпонские элементы, а вот Южная использовала. Это неправда: обе стороны их использовали, просто в разных масштабах. Нигде не было корейцев-летчиков, кроме как в японской армии. Однако в основном северокорейские генералы были выходцами из китайской армии. Это были этнические корейцы, до 1945-1948 гг. воевавшие в китайской коммунистической армии. Обычно в армии КНДР они находились на генеральских, на старших офицерских чинах.

И вот такого генерала Пака Ир У тоже удаляют. Смотрите как получается: Алексея Ивановича Хегая - советского человека, который занимался организацией государственности и партии, убрали. Пака Ир У - китайского корейца, занимавшегося армией, тоже убрали. Симметрия соблюдена. Так что дуплеты со стороны Ким Ир Сена были всегда, направленные и против русских, и против китайцев. Потом наступает 1955 год, и в декабре наносится массированный удар по советской группировке.

Массированный удар наносится очень странным образом. Объявляется, что группа руководителей советского происхождения, во главе с Пак Чан Оком (вообще там длинный список), неправильно проводила политику в области литературы. Это утверждение, вообще говоря, достаточно забавно, потому что значительная часть этих людей северокорейской литературы не читало и читать не могло, просто по причине плохого владения литературным корейским языком. Т. е. прочесть официальный документ они могли, но это были люди, кончавшие русскую школу и русские вузы. Корейский язык они знали, но как большинство людей, сидящих здесь и хорошо знающих английский, вы вряд ли будете читать какую-то высоколобую английскую прозу просто для удовольствия.

И этих людей стали в декабре 1955 года обвинять в том, что они покровительствовали политически неправильным писателям, которые приехали с Южной Кореи. Эта та часть интеллигенции, которая ушла за коммунистами в 1940-е годы, типа упомянутого выше Хон Мён Хи (он тогда не попал под раздачу, но многие попали). И вот обвинили чиновников советского происхождения в том, что они тем неправильным писателям помогают. Где-то в этом был смысл, потому что значительная часть советских корейцев сидела в идеологическом аппарате. Литература - это часть идеологии и их можно было под это подвести.

В декабрь 1955 года Ким Ир Сен также произносит свою замечательную речь про чучхе. Правда поэтому поводу есть очень интересный документ конца 50-х, в спешке готовясь к лекции, я его не принес, но он достаточно смешной. Один корейский чиновник советского происхождения, уже решивший уезжать из КНДР и оформивший советский паспорт, говорит в посольстве: «Вы слышали об этом странном словечке «чучхе». Это у нас Ким Чан Ман изобрел когда-то и везде его пихал, он тогда был одним из крупных чиновников по идеологии. Потом он успокоился с «чучхе», а вот теперь у нас опять об этом заговорили». У идеи чучхе, видимо, два автора и ни один из них не Ким Ир Сен. «Чучхе» - как субъект идет с 30-х годов, но «чучхе» как ?? - это кимчанмановская штука. Так считало советское посольство в 1959 году.

Итак, в декабре 1955 г. Ким Ир Сеном произносится эта самая речь об идеях чучхе, суть которой в тот момент заключается в том, что не надо теперь уже так безоглядно слушать советское руководство. И под это дело убирается с ключевых постов значительная часть советских корейцев. Не все, но многие. Надо сказать, что с чиновниками из внутренней группировки, бывшими подпольщиками, разбирались очень сурово, их не просто удаляли с постов, их садили и убивали. А вот чиновников из советской группировки просто снимали, и с этого момента им, вдобавок, стали намекать, что если им очень тяжело жить в Корее, то никто их особо не держит, они всегда могут вернутся в Советский Союз. И многие стали возвращаться.

А тем временем наступает февраль 1956 года, наступает XX съезд КПСС. На XX съезде Ким Ир Cена не было, он на него не поехал. Однако все документы ему были официально переданы, в том числе и знаменитый доклад Хрущева, его ему лично привез посол, об этом есть записи, там «все ходы записаны».

И, как и требовало советское руководство, было проведено заседание ЦК, обсуждались новые советские решения, были подготовлены документы для изучения на партактиве, где разъяснялось, что культ личности - это плохо и т. д. правда, когда эти документы были получены советским посольством было обнаружено, что эти документы достаточно интересны. В этих корейских партийных документах сообщается, что проблема культа личности в Корее существовала, но это не культ личности Ким Ир Сена, такого не могло быть, а это был культ личности Пак Хон Ёна, который был, как вы помните, успешно расстрелян незадолго до этого, и культ личности Алексея Ивановича Хегая, который то ли был убит, то ли совершил самоубийство в 1953 году. Культ личности, раз так сказали в Москве, это, конечно, плохо, но культ личности заключался в том, что все эти разоблаченные воспевали себя и за это понесли заслуженное наказание. И такая неожиданная трактовка вызвала удивление в советском посольстве.

Параллельно с этим, в апреле 1956 года проходит Третий съезд Трудовой партии Кореи. На него приезжает советская делегация, во главе которой находится Леонид Ильич Брежнев. Тогда это был молодой, очень перспективный, очень энергичный руководитель. Он выступает там с речью, в которой много говорит о культе личности и о том, насколько культ личности вреден. Я думаю, что эта речь, которая по тогдашним нормам протокола была одной из первых, резко контрастировавшей с огромной, почти на пять часов, речью Ким Ир Сена, в которой было много об истории партии, об экономике, но все вопросы, связанные с XX съездом КПСС, обходились за версту.

Я думаю, что эта речь Брежнева заставила очень многих людей в президиуме съезда поежиться. Причина проста, дело в том, что Леонид Ильич в это время встретился с человеком, которого звали Пак И Ван (как вы, наверное, догадываетесь, настоящее его имя Иван Пак), бывшим советским инженером, как раз в это время ставшим одним из членов северокорейского Политбюро. И именно Иван Пак, который говорил по-русски примерно так как я, сопровождал Леонида Ильича в поездке по стране.

Пак И Ван был интересный человек, инженер по образованию, правдоруб. Я не совсем понимаю, как он с таким характером вообще дошёл до такой высокой политической должности. Обычно люди такого склада характера так высоко не поднимаются. Тогда он был крайне недоволен многим из того, что он видел в Северной Корее. Он очень откровенно и часто об этом разговаривал с советским послом. И одно время именно Пак И Ван был, видимо, главным источником советского посольства о ситуации в руководстве Северной Кореи.

Хочу сделать одно отступление. До примерно 1958 года благодаря наличию советских корейцев в высших эшелонах власти, советское посольство имело очень качественную информацию о самых закрытых решениях северокорейского руководства. После любого серьезного мероприятия, каким бы закрытым и конфиденциальным оно не было, среди его участников почти обязательно находился какой-то бывший советский кореец, который на протяжении нескольких дней о произошедшем там более или менее дословно сообщал советскому послу, или, если он чином не вышел для беседы с послом, сообщал это кому-то из дипломатов рангом пониже.

С другой стороны, я, прочтя около десяти тысяч страниц документов того периода, вообще не нашел случаев, когда бы после 1953 года советское посольство использовало эти связи для прямого манипулирования ситуацией в стране. Т. е. ситуация, что член северокорейского Политбюро приносит советскому послу, то есть послу иностранной державы, секретные документы прямо тоннами - это бывало, это было почти нормально. Но нет никаких следов того, чтобы посол говорил бы этому члену Политбюро (почти всегда - из советских корейцев): «Ты бы, Петенька, проголосовал вот так-то и так-то».

И я практически уверен, что этого не было. Если было желание как-то повлиять на северокорейскую политику, то это делалось не подобными закулисными методами. Естественно, дипломатия - дело тайное, это происходило не в прямой трансляции, посол запрашивал встречу с Ким Ир Сеном, шел на встречу с ним или с кем иным, с кем считал нужным, и на эту тему говорил.

Итак, Пак И Ван с Л. И. Брежневым поездили по стране, пообщались на разные темы. Я семью Пака немного знаю. Они мне говорили, что потом Брежнев неоднократно пытался лично вытащить Пак И Вана, когда тот со временем сгинул в лагерях. Ничего из его усилий не вышло, но это показывает, что память о Паке у Брежнева осталась очень позитивная, и надолго. Как-то они тогда друг другу очень приглянулись. И, видимо, эти разговоры заставили Брежнева произнести еще более боевитую речь, чем он может быть изначально собирался.

Кроме того, на Третьем съезде ТПК произошла еще одна интересная вещь. Туда в качестве делегата приехал член ЦК ТПК Ли Сан Чжо, посол КНДР в Москве. Послом в Москве его назначил Ким Ир Сен. Он по возможности не назначал на ключевые должности в посольстве в Москве советских корейцев из очень простого (и, в целом, правильного) предположения, что у них почти всегда была двойная лояльность. Поэтому он решил, что Ли Сан Чжо, который долгое время жил в Китае и который был представителем «яньаньской» (то есть про-китайской) группировки, станет очень хорошим послом, который до определенной степени будет иметь иммунитет к новой советской ревизионистской заразе, иммунитет к странным идеям Никиты Сергеевича Хрущева, о том, что общество нужно строить как-то не так.

Но тут случилось неожиданное. Ли Сан Чжо, оказавшись в атмосфере Москвы 1955-56 годов, неожиданно сам почувствовал прилив энтузиазма, вспомнил себя тех давних времён, когда он был молодым подпольщиком, вспомнил, что он-то мечтал тогда не об этом «прекрасном будущем» по Ким Ир Сену, а совсем о другом прекрасном будущем, Маркса читал, или там «Что делать?». И в итоге посол стал очень активным сторонником именно советского варианта социализма.

Ли Сан Чжо стал говорить, что когда народ голодает, не нужно тратить деньги на металлургические заводы, что необходимо чуть-чуть снизить темпы коллективизации, что крестьян избивают в кровь за то, что они налогов не платят, со всем этим безобразием надо покончить. Вот такие вот странные разговоры начинает вести посол Ли Сан Чжо, причём он начинает их вести непосредственно в кулуарах Третьего съезда. Фактически по кулуарам ходит Ли Сан Чжо и рассказывает, как теперь все замечательно в Советском Союзе, как нужно у СССР учиться.

Узнав об этом, Ким Ир Сен обеспокоился по поводу возможного открытого выступления со стороны Ли Сан Чжо и ряда других людей (у него был свой список особо опасных, который известен). Однако такого открытого выступления не происходит, посол ограничивается кулуарными разговорами. Ким Ир Сен пытается не допустить выезда Ли Сан Чжо обратно в Советский Союз, возвращения к месту работы, под тем или иным предлогом. Но после разных интриг, с вмешательством Ким Ду Бона, тогдашнего формального главы государства, в конце концов Ли Сан Чжо выпускают. Это является очень важным фактором для понимания дальнейших событий, он возвращается в Москву, где мгновенно становится своего рода неофициальным представителем северокорейской оппозиции. Он прилетел в Москву со съезда и уже с конца мая там, в Москве, начинают разворачиваться всякие события.

Дальше. После Третьего съезда руководству СССР становится понятно, что в КНДР ничего не изменилось, что никаких серьезных изменений, кроме косметических или совершенно вынужденных, вроде реакции на катастрофы типа голода 1954-55 годов, ожидать от Ким Ир Сена и его людей не приходится. Что делать? И как раз тогда в Пхеньяне люди, заинтересованные отчасти в переменах, а отчасти - в реализации классически марксистской, а не такой национально-сталинской модели, которую проповедовал и в которую искренне верил Ким Ир Сен, начинают что-то делать. И они начинают отрабатывать два подхода.

Я иногда называю то, что произошло в Пхеньяне летом 1956 года, «заговором 1956 года», хотя, вообще-то, заговором назвать это сложно. Впоследствии оппозиционно настроенных членов ЦК стали обвинять в том, что они действительно готовили заговор, что они собирались свергать правительство, организовывать военный переворот. Судя по всему, эти обвинения являются абсолютно ни на чем не основанными. Никакого заговора в нормальном смысле этого слова они создавать не собирались. Они отрабатывали два возможных варианта решения проблемы. Первый вариант, который, возможно, служил вариантом прикрытия дальнейшей легитимизации всей затеи, хотя она была легитимна в любом случае. Заключался этот вариант в том, чтобы добиться того, чтобы на Ким Ир Сена нажали Советский Союз и Китай совместно, и заставили его изменить политику.

Именно эта задача была поручена Ли Сан Чжо, который с мая 1956 года активно встречается с советскими дипломатами высокого уровня, включая, например, тогдашнего замминистра иностранных дел Федоренко. Он нам сейчас больше известен как литературовед, он академик, а тогда он был довольно молодым дипломатом, специализирующимся по Китаю. Именно он был одним из главных контактов Ли Сан Чжо. С ним Ли Сан Чжо постоянно говорит о проблемах Северной Кореи, они сводятся к нищете населения, упоре на развитие тяжелой промышленности в ущерб заботе о жизненном уровне корейцев, раздуванию культа личности Ким Ир Сена, постепенному стиранию памяти о роли Советского Союза в освобождении корейцев от японцев (уже тогда появляются самые первые признаки этого). Этот список постоянно повторяется в беседах. . . .

И есть хороший повод, ибо известно, что в ближайшее время Ким Ир Сен отправляется за границу просить денег (как всегда - это обычная цель северокорейского руководства в последние 70 лет). Причём он отправляется просить денег в ближайшее время, и это самый большой его тур, я не помню в 1984 он перекрыл его или нет, но это была одна из самых продолжительных поездок Ким Ир Сена как главы государства, он находился за границей с 1 июня по 19 июля 1956 года.

И параллельно с этим готовится второй вариант. Второй вариант связан с тем, что Ким Ир Сен формально избран на свой пост главы ЦК ТПК и, соответственно, теоретически ЦК ТПК может проголосовать за его отзыв, снятие с этого поста, избрать другого человека. Это абсолютно 100% легальная операция. Больше того, если вы посмотрите на историю смены руководства в Восточной Европе в это время, где таких случаев было довольно много, именно по этой схеме происходило всё в самых разных странах Восточной Европы.

Соответственно идея заключается в том, чтобы создать группу единомышленников из числа членов ЦК и на следующем пленуме ЦК поставить вопрос о соответствии товарища Ким Ир Сена занимаемой должности и проголосовать о его снятии. Все. Простая идея. И как только Ким Ир Сен за порог, начинается активная деятельность по подготовке этого мероприятия. Т. е. на протяжении июня и начала июля советское посольство, потому что очень важно получить поддержку, не на прямую, заручиться хотя бы нейтралитетом советской и китайской стороны. Потому что все понимают, что без хотя бы пассивного одобрения плана из Москвы и Пекина ничего не получиться.

Китайских документов по этому поводу, в общем, нет («в общем», потому что, возможно, уже 10 дней как эти документы есть, но я пока не уверен, так что пока давайте считать, что эти документы недоступны). Зато есть советские документы, которые показывают, что представители не только советской группировки, такие как Пак Чан Ок, тот самый председатель Госплана, который полутора годами раньше был отправлен в Москву просить о срочной продовольственной помощи, Ким Сын Хва, министр строительства, который потом стал известным историком. .

Представители прокитайской группировки, «яньанцы», такие как Чхве Чхан Ик, лидер группировки, Ли Пхиль Гю, министр, близкий соратник Пак Ир У, которого я уже упоминал, тоже начинают ходить в советское посольство и рассказывать о том, что надо что-то делать, что ситуация в стране очень тяжелая, что Ким Ир Сен не слушает советов, назначает не понятно кого. Имеется длинный список их жалоб, там было много чисто персональных моментов, я их опускаю, хотя такие моменты в материалах очень большую роль играют.

И, разумеется, КНДР в эти годы характеризует общая смена политики. Ким Ир Сен приезжает в Москву и встречается с Хрущевым в середине июля 1956 года. Там было две встречи. Одна встреча, где обсуждался вопрос о помощи со стороны СССР. Кстати, любопытный момент, я в своей старой книжке 2008 года об этом писал. Звучали мнения, что Ким Ир Сен от СССР получил мало помощи. Сейчас, когда документы появились, ясно: он получил очень много, что просил, то и получил, или близко к тому.

Ким Ир Сен сначала просит правительственных людей о помощи, а потом происходит конфиденциальная встреча с Хрущевым. Записи беседы с Хрущевым недоступны в настоящий момент, но доступна переписка с посольством, из которой ясно, что товарищ Хрущев прочел товарищу Ким Ир Сену лекцию о том, что памятников себе надо бы ставить чуть поменьше, что надо бы чуть-чуть поскромнее, что надо не забывать, что Советский Союз освободил Корею, что коллективизацию надо делать, но не за 2 года, а за 5-6 лет, что с частником мы когда-нибудь справимся, но пока пусть он торгует в своих мастерских, обувь шьёт. Примерно в таком духе Никита Сергеевич объясняет Ким Ир Сену как надо управлять страной.

Ким Ир Сен, естественно, говорит, «да, конечно, я всё понял, всё будет сделано». И возвращается домой. К этому времени, у него уже есть полная информация о том, что в его отсутствие здесь происходило. В некоторых старых публикациях, основанных на слухах, вы даже прочтете утверждение, что он срочно рванулся назад, в Пхеньян, сократив визит. Нет, уже ясно, что не рванулся (кстати, понятно откуда эти слухи возникли, там было определенное недоразумение). Но вот он, как и планировалось, приезжает и выясняет, что у него в стране созрел заговор. Впрочем, заговор ли это? Я уже говорил, что ребята ничего противозаконного с точки зрения тогдашних северокорейских законов делать не хотели.

Ким Ир Сен начинает действовать. Наносит двойной контрудар. Во-первых, он начинает говорить о том, что критика была в целом правильной и он принципиальные моменты учел. «Но сейчас у нас сложное международное положение, если сразу начнем все ломать, то что будет, ребята? Медленно надо, постепенно».

Прошла неделя, как он вернулся, чуть больше, и вот 30 июля 1956 года он собирает совещание. Пак Ден Ай, она же Вера Цой, одна из очень немногих советских корейцев, кто сразу перешел на его сторону, вошел во внутренний круг Ким Ир Сена (что ее, конечно, не спасло потом). Пак Ден Ай говорит следующее. Это закрытое собрание партактива, там несколько сот человек, верх серединки аппарата сидит.

«Во время пребывания нашей делегации в Москве, на совещании с руководителями КПСС обсуждался вопрос о культе личности в нашей партии» (они признают, что такой разговор был). «Учитывая, что культ личности Ким Ир Сена, не представляет опасности для нашей партии, мы решили не обсуждать широко этого вопроса, а постепенно преодолеть недостатки в нашей работе связанные с культом личности», - говорит она.

И продолжает: «Но некоторые видные работники партии во время отсутствия Ким Ир Сена стали открыто выступать и требовать широкого обсуждения в партии вопроса культа личности и необходимости борьбы за его преодоление. Руководство и партия не позволят расколоть и ослабить партию. Как внутренняя, так и внешняя обстановка требуют единства действий партии». Вот такой ответ. Это одна сторона.

А другая такова. Вы понимаете, у Ким Ир Сена был административный ресурс. Все члены ЦК - это администраторы, чиновники, с каждым из них можно индивидуально поработать. Пока оппозиционеры там в июне-июле совещаются, они думают, что пленум состоится сразу же после возвращения Ким Ир Сена, вот тут-то они и ударят. А Ким Ир Сен пленум умышленно затягивает. Он конечно не может позволить себе то, что потом позволил его сын, тремя десятками лет позже, когда он перестал пленумы ЦК собирать вообще, но затянуть созыв можно. И начинает вести индивидуальную работу, о некоторых индивидуальных беседах информация есть.

Кому-то говорят: «Ким Сын Хва, ты тут какое-то странное дело затеял, а может ты поедешь учиться в Высшую партийную школу в Москве? Уехал бы ты отсюда». И Ким Сын Хва уехал и остался жив. И много позже написал первую хорошую качественную серьезную монографию о советских корейцах. Прожил хорошую академическую жизнь, в России.

Ко всем так подкатывают, объясняют «политику партии». Кто правильный, тому объясняют, что повышение он получит, еще что-то. Такая идет тихая подготовительная работа. И решение о созыве пленума 30 августа 1956 года писходит как гром среди ясного неба. А дальше, то, что у меня в книжке было написано, теперь это можете не читать. Это всё было описано по косвенным источникам. А теперь у меня наконец-то есть отчеты о пленуме. В течении примерно пары лет это будет опубликовано, заранее извиняюсь, на корейском и китайском языках.

Что там произошло? Те слухи, которые ходили о пленуме, оказались правдой. Но всё было еще хуже. Уже слухи показывали грустную картину, а там произошла просто позорная вещь. Среди около 50 человек членов ЦК было 8 открытых оппозиционеров. Так знаете сколько из них выступило? Один. Юн Гон Хым, министр торговли на тот момент, встал и начал свою речь. Он сказал, что в Корее наблюдается отклонение от принципов марксизма-ленинизма, происходит нарушение демократии, творится полное безобразие, народ страдает, голодает. Он толкнул суровую речь.

Но все сторонники Ким Ир Сена уже были к этому готовы и начали его заглушать, кричать «долой!», но Юн, вцепившись в трибуну, речь закончил - благо он ветеран войны, у него был поставлен командный голос. Чхве Чхан Ик выступил дважды, он выступил слабенько его поддержать, второй раз он уже начинал каяться. И после этого один за другим выходили на трибуну кимирсеновские сторонники и произносили речи в поддержку вождя.

Потом было интересно смотреть, что с ними стало. Впрочем, вы и сами догадываетесь, что с ними потом, лет через 10 стало - не со всеми, но с большинством. И вот они начинают говорить, что мы дадим отпор и т. д. С каждым ведь была проведена индивидуальная работа. А кроме шкурных интересов была и вера, вы про это не забывайте, не надо примитивизировать ситуацию. Это утопическое видение, которое проповедовал Ким Ир Сен, очень типично для крестьянства традиционных обществ.

Аналог Ноткоин - TapSwap Получай Бесплатные Монеты

Подробнее читайте на polit.ru