Радость и разочарование от новинок, маргинальные фильмы прошлых лет и вечное сияние классики.

«Вокальные параллели» Р. Хамданова (2005) — арии из опер Верди, Глинки, Пуччини, Шумана и других посреди казахского урбанизма, красивейших снежных степей или других безумных локаций вроде хлева или кабины самолета. Симпатично экзальтированный фильм для любителей оперных golden hits, недоступного сейчас туризма или же Ренаты Литвиновой, изрекающей свои манерные максимы на казахском.«Экстаз» Г. Ноэ (2018) — после последней невнятной «Любви» Ноэ мощно отыгрывает свое место среди главных изврат-трансгрессоров нашего времени! Название (в оригинале — «Климакс») и техно-музыка в обилии не зря отсылают к Уэлшу — будет много рейва, секса и драк. На вечеринке после окончания обучения в школе современного танца труппе в напитки добавляют убийственную дозу LSD. И она не просто набирает обороты, а полностью слетает с катушек — дионисийский секс, членовредительство, безумие и прочий садомазо. Так же сходит с ума и съемка — камера переворачивается, титры идут посреди фильма и т. п. Зато какой вакхический танец они ценой парочки жизней и — адью, Достоевский! — в том числе ребенка выдают на выходе! Не в пустоту, но в белое (белый в Японии, где снимался «Выход в пустоту», и вообще в буддийском ареале символизирует смерть) — последний кадр представляет собой полностью белый экран, что, возможно, отсылает к перерождению (тема уже присутствовала во «Входе») и началу заново, как в японском выражении «с чистого листа», обозначенного иероглифами «состояние белой бумаги». Финальные титры прошли в начале, выражения субтитров в духе сутуционистов вроде «жизнь — это коллективная невозможность» тоже, music’s over — и вот сквозь открываемые полицией дверью, как из утробы, виден белый св«Джуди» Р. Гулда (2019) — добротный байопик. О демонах, заселенных в ребенка-актера раньше, аукнувшихся демонами саморазрушения сейчас — и не дающих жить вместе уже со своими детьми. Зельвегер хороша. И, как и в «Вокальных параллелях», тем, что не подделаешь, тут оказывается голос.«Район № 9» Н. Бломкампа (2009) — корабль с кучей пришельцев несет не свет высшей истины, не войну на уничтожение, а оказывается потерпевшим бедствие. Пришельцы очутились на земле в статусе беженцев. И тут символично, что произошло это в ЮАР, месте апартеида, сменившегося в наши дни уже черным шовинизмом. Конечно, фильм располагает к прочтению, как очередная агитка о прелестях мультикультурализма и разнообразия. Пришельцы хотели лишь улететь домой, за примитивной внешностью моллюсков и поведением нищих и хулиганов скрывали не только свои весьма продвинутые технические знания, но и человечность, превосходящую земную (люди, смеясь, жгли яйца с их детьми, а человека же охотно пустили на эксперименты после заражения им генами пришельцев), кровь же пролилась по вине людей. Но тут — особенно в наши дни, когда кровь по вине беженцев сразу пролилась во Франции, Германии, Австрии — возникает много вопросов, ответов на которые у создателей фильмов и стоящей за ним идеологии, боюсь, нет. Все ли беженцы хотят вернуться к себе домой? Стали ли после 20 лет жизни на земле те самые пришельцы человечнее? Почему так часто переселение без ассимиляции ведет к крови?«Папа, сдохни» К. Соколова (2018) — Тарантино мог бы взять рецепт, как буквально за пару кадров превратить обычную московскую квартиру в кровавую баню, то есть — ванну. Как намешать социальные, семейные мотивы и дело случая. И превратить это в сюжетно четко структурированную черную комедию. Смех сквозь не слезы, но кровь — да и не только!«Вольфсбург» К. Петцольда (2003) — успешный бизнесмен сбивает ребенка простой служащей. Не признается. Мучаясь чувством вины, становится ее ангелом-хранителем. А потом и любовником. Фильм без шокирующих страстей и извратов, работающий скорее в области полутонов, как книги Кундеры и Хандке. И очень немецкий, как всегда у Петцольда (личная жизнь замешена на работе, слежке коллег и т. п.). Начинаясь с автокатастрофы, ею и заканчивается.«Чонтвари» З. Хусарика (1980) — мучительная рефлексия о природе творчества. Если бы «Ностальгию» снимал венгр, получилось бы похоже. С элементами Параджанова и даже Аристаксияна (съемки сумасшедших). «Верность» (2019) Н. Сайфуллаевой — «в сексе все несчастливы. Потому что секс — это то, что нельзя, а не то, что можно. Главное, чтобы больно не было». А героям больно. Но вот — при всем все крепнущем уважении к современному русскому кино — передано это, несмотря на всю камасутру, довольно схематично и анемично. Как отношения у тех самых супругов, что завяли, заросли подозрениями, а потом и ее изменами на их, подозрениях, почве. Вывод — о темной женской сексуальности и о том, что (здесь это уже банальнее и моралистичнее) это рушит как семейные, так и социальные отношения.«Сеть» Ким Ки Дук (2016) — необычный Ким Ки Дук. Во-первых, работает со страстями не человеческими, а государственными. Во-вторых, заходя в область штампа. В Северной Корее все плохо — это банально. Молодой южнокорейский разведчик защищает случайно попавшего в Южную Корею рыбака с Севера, ругается из-за него с начальством — это даже неправдоподобно, с корейским-то почитанием старших, помноженным на армейскую иерархию. В Южной гуманнее, но то старающееся представить его шпионом, то даже против воли самого рыбака «спасающее от диктатуры» государство оказываются не таким уж гуманным и точно наглухо зашоренным (северокореец хочет вернуться домой к семье? Нет, он должен остаться здесь, там же диктатура!). Но и это штамп — того левака Ким Ки Дука, которого в самой Южной Корее не очень любят (говорят, после судов по обвинению в насилии над актрисами на съемочной площадке он перебрался жить в Ригу). А вот вывод, что оба государства очень похожи тем, что античеловечны, оба видят в нем шпиона, перебежчика, кого угодно, только не человека, желающего вернуться к своей семье и ловить рыбу — вывод уже вернее, хотя и не супероригинальный. А вот Ким Ки Дук в роли Летова, провозглашающего «убей в себе государство» — это уже похоже на привычного нам южнокорейского бунтаря. Кстати, рыбак, убитый внутренне после столкновения с двумя государственными машинами, убивает себя с помощью государства (едет ловить рыбу, а это ему запрещено под угрозой расстрела). Убивает себя — государством. И это тот случай, когда смерть — не дисциплинарный расстрел наказания, а личный акт свободы.«Холоп» К. Шипенко (2019) — богатому мажору для перевоспитания устраивают целую деревню, где он оказывается подневольным и успешно учится сочувствию, ответственности и прочим социальным навыкам. Если отвлечься от исторической подложки — концепции естественного человека по Руссо, то картина получается далеко не благостной. Воспитать детей ни нынешние родители (отец мажора, крутой бизнес(мен), сам оказывается редкостным инфантилом), ни государство сами не могут. Для этого им потребны такие иммерсивные тренинги с кучей нанятого люда и «за лютые деньги». То есть все укладывается в логику этого самого класса — наймем людишек, за бабло все сделают, главное, по высшему классу, чтобы перед людьми не стыдно было. Перекинуть в другое время оказывается проще, чем изменить мышление.«Берлинский блюз» Л. Хауссмана (2003) — по мрачноватой лиричности где-то между «Soul Kitchen» Акина и «Берлин зовет» Штера, между собакой и волком берлинских улиц перед барами, но в чем-то недотягивает до.

Аналог Ноткоин - TapSwap Получай Бесплатные Монеты

Подробнее читайте на chaskor.ru