2016-8-21 22:06 |
Мы публикуем стенограммы и видеозапись лекции, прочитанной российским лингвистом и переводчиком, кандидатом филологических наук, старшим научным сотрудником Отдела языков народов Азии и Африки Института востоковедения РАН, доцентом факультета гуманитарных наук НИУ-ВШЭ Ильей Борисовичем Иткиным.
Выступление прошло в рамках проекта «Публичные лекции "Полит. ру"» 19 мая 2016 г. Фотографии Юлии Радиловской.
Борис Долгин: Добрый вечер, уважаемые коллеги. Мы начинаем очередную лекцию из цикла «Публичные лекции “Полит. ру”». Наши лекции мы сейчас проводим в библиотеке-читальне имени Тургенева. Время от времени мы обращаемся к лингвистике. Сегодня мы вновь это делаем.
Наш сегодняшний лектор - Илья Борисович Иткин, старший научный сотрудник отдела языков народов Азии и Африки Института востоковедения РАН, доцент факультета гуманитарных наук Высшей школы экономики, специалист в разных областях лингвистики, можно подробно прочитать список в анонсе, занимающийся также и той частью филологии, которая лингвистикой не является. Кандидат филологических наук.
Мы сегодня будем говорить о том, как соотносится та система, которую мы изучали в школе, - присутствующие здесь учились явно в разное время, но систему, я думаю, изучали примерно одну и ту же, с той системой, которую изучают лингвисты, и как они ее описывают - которая присуща русскому языку. А конкретнее - мы говорим о том, что условно названо «вторым предложным падежом».
Текст лекции
И. Иткин: Добрый вечер. Прежде всего, хочу сказать спасибо руководству «Полит. ру» за сегодняшнее приглашение. Насколько я понимаю, этот цикл существует уже много лет, но всегда проходил мимо меня, поэтому я сегодня выступаю в первый раз. Это отчасти может извинить накладки и шероховатости сегодня.
И я хочу еще сказать, что превращать это в зал заседаний Совета народных депутатов все-таки, не очень хочется поэтому можно задавать вопросы с места, а вопросы, требующие длинного ответа, давайте оставим на вторую часть, я очень постараюсь оставить для этого время.
Предметом нашей лекции, заявленные в анонсе и в названии, будут падежные формы существительных мужского рода II склонения и существительных III склонения женского рода. Формы, которые можно проиллюстрировать примерами «гулять в лесу» или «держаться в тени» - это формы, которые, будучи по школьным меркам формами предложного падежа, от обычных форм предложного падежа отличаются.
В среднестатистической школе на это никакого особого акцента не делается, ну, предложный падеж и предложный падеж. Ну, есть у предложного падежа формы «те» - «тени», есть форма «лесе» и форма «лесу». Ну, подумаешь, две формы предложного падежа, но при этом особо ничего страшного для школьника не происходит, если он встречает выражение «гулять в лесу», он должен написать свой предложный падеж, и это всех устраивает.
На самом деле, - я бы с уважаемым ведущим не согласился, - как интерпретировать эти формы с лингвистической точки зрения - следует ли рассматривать эти формы как отдельный падеж или, действительно, как подмножество форм предложного падежа, - вопрос, безусловно, спорный. Потому что эта форма объективно представляет собой нечто среднее между подмножеством другого падежа, предложного, и отдельным падежом, то есть можно говорить о седьмом падеже в русской грамматике, а можно так и не говорить, и разные лингвисты придерживаются разных же точек зрения.
Так вот, этот вопрос не только спорный, но и в каком-то смысле не самый важный, не он будет в центре нашего внимания в сегодняшней лекции. Потому что мы можем знать, где у нас есть эти формы. Называть их я буду условно вторым условным падежом. Есть у них короткое, чуть более научное название «местный падеж» и есть супер-научное название - в той системе наименований, где все падежи называют латинскими названиями, этот падеж называют локативом. Я буду называть его вторым предложным падежом.
Эти формы настолько интересны сами по себе, как объект изучения, совершенно независимо от того, чем мы их считаем и как называем, что хотелось бы сосредоточиться именно на этом, именно об этом поговорить. Я хочу во второй части, еще до ваших вопросов, позадавать вопросы залу: и потому, что будет яснее, и потому, что мне действительно интересно, как вы употребляете или как вы оцениваете некоторые формы, которые будут предметом нашего рассмотрения.
Имеет смысл начать с происхождения форм второго предложного падежа, потому что откуда-то они же появились? И как-то получилось так, что они есть далеко не у всех русских существительных, мягко говоря, и даже не у всех типов русских существительных, например, в первом склонении - у «коровы» или «тумбочки» никакого второго предложного падежа нет.
Возникновение форм второго предложного падежа, в первую очередь - у существительных мужского рода, - связано с тем, что в древнерусском языке у существительных было гораздо больше склонений, чем те три типа, которые мы знаем сейчас. И, поскольку сейчас типов меньше, то понятно, что русский язык в течение нескольких веков пережил какую-то грамматическую перестройку, если прибегать к научным терминам - унификацию типов склонения, их сокращение и движение в сторону большего единообразия.
То склонение, к которому относятся слова типа «мальчик» или «стол», то, что мы сейчас знаем как второе склонение, на специальном языке исторической лингвистики называется «o-склонение».
Но, помимо «o-склонения», которое, очень сильно упрощая, было приблизительно таким, как сейчас, хотя на самом деле это не так, и многие окончания, особенно во множественном числе, выглядели иначе, но в общих чертах будем считать, что это оно и было, кроме этого некоторые существительные мужского рода могли относиться к так называемому «u-склонению».
Которое, с одной стороны, было похоже на «o-склонение» - например, в именительном падеже единственного числа у этих склонений было одинаковое окончание, которое когда-то было кратким гласным, который записывался как твердый знак - «ер», потом перестал произноситься на концах слов, окончание стало нулевое, но оно было одинаковым.
Например, к «u-склонению» относилось и дольше всего держалось в этом качестве слово «сын». Название «u-склонение» имеет некоторые исторические объяснения, но даже они нам сейчас не так важны, просто можно сказать, что везде, где только можно, у этого типа словоизменения существительных имелось окончание «-у», а если окончание было длиннее и содержало еще какой-нибудь гласный, то это «-у» превращалось в звукосочетание «-ов-».
И дело выглядело так: скажем, родительный падеж от слова «сын» был «сыну», дательный падеж был «сынови», предложный или местный падеж опять-таки был «сыну» ("думать о сыну"), именительный падеж множественного числа был «сынове». И след этого «-ов-» в слове «сын» прекрасно сохраняется до сих пор во множественном числе, где вся основа множественного числа почему-то имеет вид «сынов-»: сыновья, сыновей, сыновьям и так далее. Вот это след того, что слово «сын» относилось к «u-склонению».
Кстати говоря, в родительном падеже множественного числа у слов «u-склонения» было окончание -ов - сын-ОВ, а у привычных нам слов типа «мальчик» или «стол» окончание родительного падежа множественного числа было нулевое, такое, как сейчас у слова «глаз» или «ботинок». Сейчас таких слов мало, а раньше таких слов было огромное количество.
Конечно, местный падеж слова «сын» вряд ли мог сыграть какую-то роль в грамматической системе русского языка, просто потому, что он редко употреблялся. Но к «u-склонению» относились и другие слова, какие - не очень понятно, потому что к моменту, когда русский язык появляется в письменной форме, скажем, в XII веке, некоторое смешение, взаимодействие «o-склонения» и «u-склонения» зашло довольно далеко, и не всегда можно определить, какое слово изначально относилось к «u-склонению», а какое - приобрело соответствующее окончание в результате некоторого взаимодействия и перестройки. Но ясно, что там были слова с хорошим пространственным значением.
По-видимому, к «u-склонению» относилось слово «дом», относилось слово «лед», слово «торг» - там было некоторое количество слов, от которых можно было ожидать частого употребления в местном или предложном падеже. В конце концов, как мы знаем, «u-склонение» исчезло, потому что слов в нем было меньше, чем в «о-склонении», но оно оставило некоторые следы в современном склонении существительных второго склонения мужского рода.
Главный след - то самое окончание родительного падежа множественного числа «-ов»: все-таки слов с окончанием «-ов» сейчас очень много, и новые слова попадают в этот же класс - «компьютеров» или «микрофонов», а слов с нулевым окончанием типа «глаз» или «ботинок» все-таки гораздо меньше. Кроме того, одним из следов «u-склонения» является второй родительный падеж, который может иметь окончание «-у/-ю»: выпить чаю, выпить квасу, насыпать сахару - вот это тоже пришло из «У-склонения». Ну, и окончание местного падежа, окончание «-у» по сравнению с обычным окончанием «-е».
При этом известным свойством окончания второго предложного падежа во втором и третьем склонении является то, что это окончание всегда ударное. Во втором склонении это всегда ударное «-у», а в третьем - всегда ударное «-и». Почему так получилось? Условно говоря, именно эти окончания - окончания местного падежа «-у», но не окончания местного падежа «-е» - «на окне» и так далее - исторически писался «ять», а произносился некий гласный, похожий на «е», но не «е», потом «ять» совпал с «е» и стало обычное «е».
Свойства ударности - безударности окончания «-и» в предложном падеже у слов третьего склонения и окончания «-у» в предложном падеже у слов «u-склонения» отличались от свойств по ударению окончания «-е» слов второго склонения будущего типа «на окне», «на столе» и так далее. И в результате закрепилась система, в которой окончание обычного предложного падежа может быть и ударным, и безударным - «на столе», на «микрофо», а ударение форм второго предложного падежа - оно всегда на самом этом окончании: «в лесу», «на берегу», «в ходу» и так далее. И то же самое в третьем склонении: «на печи», «на мели», «в тени», «на груди».
Если теперь посмотреть, как употребляются в современном языке формы второго предложного падежа, то тут тоже начинаются некоторые интересности и странности. В частности, потому и предложный падеж, что встречается только после предлогов - в русском языке есть четыре предлога, которые свободно принимают предложный падеж: предлоги «в», «на», «при» и «о», - и из этих четырех предлогов с формой второго предложного падежа сочетаются только два - «в» и «на», а предлоги «о» и «при» не сочетаются.
Причем, если для предлога «о» это понятно, этот предлог имеет значение какой-то мыслительной деятельности, что-то совсем далекое от всяких идей, связанных с пространством, то предлог «при» вроде как имеет пространственное значение, но, по-видимому, оно оказалось недостаточно пространственным, потому что в истории русского языка, в диалектах, в старых памятниках встречаются случаи употребления второго предложного падежа с предлогом «при», но сейчас в литературном языке таких примеров нет. Их нет даже в качестве ошибок, шуток, в качестве языковой игры, а это - очень надежный индикатор того, что чего-то нет совсем радикально.
Более того, предлоги «в» и «на» тоже годятся не в любом качестве. А нужно, чтобы сочетание предлога и существительного было чем-то вроде обстоятельства, чаще всего - обстоятельства места, потому что эти предлоги в первую очередь имеют значение места. Или обстоятельства времени, потому что в русском языке, как и в других языках, значение времени очень часто передается теми же средствами, что и значение места. Понятно, что, если мы говорим «в июле» предложным падежом, то это приблизительно грамматически то же самое, что мы скажем «в городе» предложным падежом. Только «в июле» означает время, когда что-то происходит, а «в городе» означает фрагмент пространства, где что-то происходит или где мы находимся.
Кроме того, есть довольно большое количество метафорических употреблений предлогов «в» и «на», в том числе - с формами второго предложного падежа. Например, никуда не годное в качестве пространственного существительного слово «ход» прекрасно сочетается и с предлогом «в» и с предлогом «на», образуя некоторые метафоры.
Можно сказать, что «эта цитата сегодня в большом ходу» или что «кто-то на ходу разговаривает по мобильному телефону». И то, и другое - отличные примеры второго предложного падежа, хотя, строго говоря, это не обстоятельства места и не обстоятельства времени, а, наверное, это - обстоятельства способа действия. Цитата как? - «в большом ходу» или кто-то разговаривает как? - «на ходу». Или даже можно считать, что «цитата в большом ходу» - это вообще определение: цитата какая? - «в большом ходу», то есть модная, популярная.
При этом некоторые существительные сочетаются и с предлогом «в» и с предлогом «на» в форме второго предложного падежа. Можно найти «дырку в полу» и ребенок может играть «на полу». Может быть пробоина «в борту» корабля, а можно быть «на борту» корабля. Можно плавать «в пруду», а можно - увидеть что-то «на пруду», можно держать калачи «в печи», а можно - «на печи». А есть существительные, которые сочетаются с одним из двух предлогов в форме второго предложного падежа, а со вторым не сочетаются. Можно гулять «в лесу», но «на лесу» - нельзя, так же, как и «в тени» быть можно, а можно ли быть «на тени»?
Существенно, что предлоги «в» и «на» должны образовывать некоторое единство с существительными, что передается идеей обстоятельства. Если же предлоги «в» и «на» зависят от глагола, если дело в управлении глагола, то никаких форм второго предложного падежа не будет. Можно сказать «наживаться на лесе», можно сказать «нуждаться в те», но явно плохо говорить «наживаться на лесу» и «нуждаться в тени», потому что в данном случае мы не можем убрать предлог - глагол «наживаться» требует предлога «на» в значении источника, что послужило источником доходов, глагол «нуждаться» требует предлога «в», когда нам нужно выяснить предмет потребности.
Кроме того, оказалось в результате всех этих многочисленных перестроек и мутаций, что второй предложный падеж у существительных мужского рода несравненно более развит, более распространен в современном русском языке, чем у существительных третьего склонения.
Форму второго предложного падежа имеют примерно штук 140 существительных мужского рода типа «лес», «год» или «борт», и штук 25 существительных третьего склонения типа «пыль», «мель», «печь». Цифры достаточно условные. Может оказаться, что какие-то примеры, которые можно привести в качестве иллюстраций для мужского рода, для слов женского рода просто не находятся, просто потому, что их количество столь невелико.
Дальше вопрос состоит в том, обладают ли существительные, которые могут принимать форму второго предложного падежа, какими-то общими свойствами? Оказывается, что такими общими свойствами, чтобы не было ни единого исключения, эти существительные, похоже, не обладают, как ни странно. Во всяком случае, трудно привести соответствующее свойство. Но есть такие свойства, которые характерны для подавляющего большинства соответствующих существительных.
Если мы говорим о существительных мужского рода, то практически нет существительных в форме второго предложного падежа, которые заканчивались бы на парные мягкие согласные. Грубо говоря, на мягкий знак. Буквально по пальцам можно пересчитать исключения. И, как правило, все это не свободные сочетания, а фразеологические выражения.
Это слово «корень», для которого есть выражение «пресечь на корню», «скупить на корню» и что-нибудь в этом роде, которое вовсе не обязательно употребляется по отношению к объектам, имеющим корень. «Пресечь на корню» можно какие-то нехорошие поползновения, зачатки возмущения в аудитории, а «скупить на корню» можно вообще все, что угодно, например, строящийся жилой комплекс.
Еще есть выражение «делать что-то сколько-то раз на дню» - очень специфическое и очень фразеологизованное выражение. И едва ли не последний случай - выражение «во хмелю», которое употребляется в очень узком значении - о состоянии плохо контролируемого опьянения - и по-другому не употребляется. Если речь идет просто о растении, которое служит источником опьянения, то можно запутаться, допустим, в зарослях хмеля, но никакого второго предложного падежа там не будет.
Еще чрезвычайно мало случаев, когда бы существительное имело форму второго предложного падежа, будучи неодносложным. И почти всегда их можно чем-нибудь объяснить. Например, про слова «корень» или «ветер» можно сказать, что они не считаются, потому что у них есть беглый гласный, и в форме второго предложного падежа основа все равно оказывается односложной: «на ветру», «на корню», «в углу». Хотя сами слова - «корень», «ветер» и «угол» - двусложные, основа у них односложная, как и у слов «борт», «цех» или что-то такое. Кроме того, есть такой пример как «в аэропорту», но «аэропорт» берется от слова «порт», а «порт» - односложное слово.
Наконец, есть несколько примеров существительных с полногласными сочетаниями, возможно, не все присутствующие после школы забыли, что это такое: это сочетания типа «ере» ~ «оро» ~ «оло», которые соответствуют старославянским и вообще книжно-заумным сочетаниям «ле» ~ «ла» ~ «ре» ~ «ра». То есть, есть «город», а есть «град», есть «берег», а есть «брег». И существительные типа «берег», «холод», «терем» имеют форму второго предложного падежа, какие-то более свободные типа «на берегу», какие-то менее свободные, как «в терему», - такое встречается.
Но дело в том, что в русском языке по некоторым историческим причинам основы, содержащие такие полногласные сочетания, типа «берег», «город», «холод» или что-то такое, очень часто ведут себя так же, как односложные существительные не только в области второго предложного падежа, но и в других ситуациях. Это имеет историческое объяснение, в которое я сейчас не буду вдаваться.
Оказывается, что односложных основ, имеющих второй предложный падеж, крайне мало. Слово «повод» - в значении части упряжи, которое является исторически основным, но и тут есть прямое, «коневодческое» выражение «вести в поводу», но есть и фразеологизм «идти на поводу», которое означает подчинение кому-то, чьей-то чужой воле. Ну и еще есть слово «отпуск» - встречается форма второго предложного падежа «в отпуску», хотя, думаю, все согласятся, что сейчас чаще употребляется форма «в отпуске», форма обычного предложного падежа.
И, наконец, есть еще одна особенность, которую трудно увидеть невооруженным глазом (она включена в анонс, чтобы привлечь внимание аудитории): почему идеально подходящее по смыслу, очень старое, очень частотное, очень односложное, очень на твердую согласную и так далее. . . слово «стол» не имеет формы второго предложного падежа? Мы говорим «на столе» и «в столе», но не говорим «на столу» и «в столу», даже в качестве распространенной шутки эти формы не употребляются.
Оказывается, что здесь дело в ударении. Я сказал, что окончание второго предложного падежа «-у» всегда ударно, и, если мы посмотрим на подавляющее большинство существительных, имеющих форму второго предложного падежа, окажется, что это существительные, у которых в формах единственного числа ударение падает на основу. Лес - ле«в лесу». «О це», но «в цеху». «О пруде», но «в пруду». О пруде сейчас скажу отдельно. «О по», но «на поводу». Есть некоторое количество исключений. Например, «горб» - горба«Мост»: мост, моста
Есть некоторое количество исключений - на 140 слов приблизительно с десяток исключений. Можно было бы посчитать, что это - пустяки, маленький процент исключений, допустимый для лингвистического явления. Но оказывается, что важнее посмотреть на то, как «ударялись» эти слова в древнерусском языке.
Дело в том, что ударение - одна из самых нестабильных частей грамматической системы русского языка, поэтому такое чудовищное количество споров про ударения, как лучше, как можно, как нельзя. Поэтому такое чудовищное количество пометок про ударения в нормативных словарях, такое чудовищное количество вопросов про ударения в диктантах и в ЕГЭ (не к ночи будь помянут), и вообще в школьных вопросах. И поэтому на эту тему время от времени вспыхивают бурные общественные дискуссии.
Знаменитый глагол «звонить» - хорошая иллюстрация, но далеко не единственная. «По сре» или «по среда» - тоже животрепещущая проблема российской действительности. Ну, и так далее. Это происходит потому, что ударения в русском языке уже много столетий нестабильны, слова переходят из одного «акцентного класса», как говорят лингвисты, в другой.
Допустим, в единственном числе ударение на основе - это один акцентный класс, во множественном числе ударение на окончании - это тоже один акцентный класс, а если на основе - это другой акцентный класс, и так далее. И оказывается, что из тех слов, которые сейчас имеют ударение на окончании и имеют форму второго предложного падежа, большинство лет 400-500 назад либо вообще склонялось по-другому, либо имело вариант ударения в единственном числе на основе.
Раньше могло склоняться «горб - горба- горбу» и «горб - го». Слово «пруд»: сейчас вообще непонятно, как оно склоняется, и форма «пруда» и форма «пру» не выглядят особо ужасными, и это давняя ситуация. Раньше тоже были и форма «пруда», и форма «пру». Слово «крюк», которое склоняется «крюка- крюку» и так далее, склонялось с ударением на основе: «крю- крю- крю». Те самые «ру» помимо того, что это - симпатичная рифма, это отражение старого ударения этого слова.
А вот что касается слова «мост», то, может быть, даже среди присутствующих найдутся те, для кого ударение «мост - мо- мо» не является ужасным и неприемлемым. Есть ли в зале те, для кого ударение в фразе «идти по мо» не кажется ошибкой, ужасным? Никого нет? Ах, есть? На самом деле, если мы возьмем русскую поэзию, даже не времен Пушкина, а середины XX века, мы найдем таких примеров много. В знаменитой поэме Александра Галича «Кадиш» есть такие слова:
И дальше, и с песней, построясь по росту,
К варшавским предместьям, по Гданьскому мо
И это не потому, что Галич, ради того, чтобы зарифмовать, попасть в размер, решил исковеркать русский язык, нет, он использовал форму, которая на тот момент была совершенно нормативной и допустимой. Более того, словари до сих пор не запрещают ударение «мост - мо». Для меня и сейчас такое ударение не является ужасным, если перед словом «мост» стоит его название, например, «по Троицкому мо». Слово «мост» приобрело второй предложный падеж в те времена, когда его первый предложный падеж был «о мо», а не о «мосте».
Из этого правила есть несколько исключений. Например, слово «плот», по-видимому, очень давно имело ударение такое же, как сейчас, то есть, всегда ударение на окончании: «плот, плота». Слово «пост» в значении соответствующего религиозного периода воздержания от определенных видов еды, тоже, по-видимому, всегда имело ударение такое же, как и сейчас: «пост, поста».
Но тут надо сказать, что, хотя словари приводят форму «в посту», а вот поднимите руки те, кто знаком с этой формой? «Мне нельзя мясо, я в посту» - кто с этой формой знаком? Одна рука есть - это довольно показательный процент. Хотя, действительно, такая форма встречается, но на самом деле слово «пост», как можно проследить по текстам, никогда не имело устойчиво форму второго предложного падежа. Даже в самых что ни на есть церковных книгах выражение «в посте» выглядит именно так, а «в посту» похоже, что по-русски никогда не говорили.
Еще одно слово, для которого достаточно удивительно, что оно относится к этой категории, - слово «угол». Казалось бы, как можно иначе склонять это слово, как «угла» - не об угле, которым топят, а об угле улицы, например? Тем не менее, старое ударение этого слова - «у» и тому подобное. По-видимому, слова, которые очень давно имеют ударение во всех формах на окончании, типа «стол», с огромным скрипом получали форму второго предложного падежа. Явных исключений очень мало, может быть, слово «плот» («на плоту»), может быть, еще пара слов. С некоторыми оговорками слово «полк» - «в полку». Но в принципе таких примеров достаточно мало.
И похоже, что отсутствие формы второго предложного падежа у таких слов, как «стол» или «хвост» - слово «хвост» замечательно подходит, оно спокойно употребляется в предложном падеже с предлогом «на». «На хвосте» - есть даже фразеологизм о сороке, которая что-то принесла на хвосте. А «в хвосте» - в переносном значении, в хвосте очереди, например. Но никто не запрещал переносные значения.
Многие слова, которые никак не имеют значения пространства, например, «ход», «бег» или «час», прекрасно имеют форму второго предложного падежа, так что от слов «стол» и «хвост» это очень ожидалось бы, но, похоже, что всё заблокировала схема ударения. Исходно схема очень простая: изначально форму второго предложного падежа принимали только те слова, у которых обычный предложный падеж имеет ударение на основе.
«О це», но «в цеху», «о бе», но «на берегу», «о по», но «на поводу» - это получалось легко, а «о мосте», но «на мосту» - почти все такие случаи связаны с тем, что у слова изменилось ударение, что раньше было «о мо», но «на мосту», а стало «о мосте», но «на мосту».
А поскольку «*о сто» и «*о хво» не было никогда, а всегда было «о столе» и «о хвосте», то, видимо, этим и объясняется отсутствие второго предложного падежа у некоторых слов, у которых он очень ожидался бы. Почему нет второго предложного падежа у прекрасного слова «город» - я не могу ответить. Почему нет формы «в городу». Тем не менее, какие-то объяснения давать иногда получается.
Еще вопрос, который интересен лингвистам и тем, кто интересуется русским языком, - можно ли установить полный список существительных, которые имеют форму второго предложного падежа? Хотя бы для третьего склонения, где их мало, а желательно бы и для второго, где их сравнительно много. На самом деле понятно, что, если мы располагаем списком примерно из 140 единиц, такой список не может быть жестко закрытым. Обязательно будут слова, которые стоят «на грани», находясь в процессе каких-то изменений.
В целом считается, что второй предложный падеж в русском языке потихоньку «смывается», некоторые слова, которые его раньше имели, перестают его иметь, и можно проследить по словарям и по текстам, что так оно и происходит. Например, я с некоторым удивлением обнаружил, что в знаменитой книге Андрея Анатольевича Зализняка «Русское именное словоизменение» 1967 года слово «хор» считается имеющим второй предложный падеж - явно предполагалось, что в контексте «петь в хору».
Я очень удивился, стал смотреть в более новых изданиях, и оказалось, что в четвертом издании «Грамматического словаря русского языка» самого же Андрея Анатольевича Зализняка 2003 года слово «хор» никакого второго предложного падежа не имеет. Все-таки сейчас говорят «петь в хо», а не «в хору», думаю, что аудитория с этим согласится. Или нет? Судя по кивкам, такое употребление кажется более естественным. Так что какие-то слова теряют форму второго предложного падежа.
Говорить отважно, что какие-то слова раньше не имели такой формы, а сейчас приобретают, - это трудно, все-таки второй предложный падеж относится к категории явлений, которые лингвисты называют «непродуктивными». Когда новые элементы или не добавляются, или добавляются очень редко. Но есть, по-видимому, слова, которые имеют форму второго предложного падежа, и имеют ее достаточно давно, но как-то они успешно ускользнули от внимания лексикографов.
От внимания даже таких проницательных лексикографов, как Андрей Анатольевич Зализняк и не менее выдающегося специалиста по русскому языку, немного менее известного широкой публике в силу случайных обстоятельств, Натальи Александровны Еськовой, замечательного автора совершенного выдающихся словарей, теоретических и практических работ по русскому языку. Даже такие проницательные исследователи могут что-то пропускать.
Конечно, при исследовании второго предложного падежа есть проблема, что часто эти слова являются предметом «языковой игры». А на уровне языковой игры вторым предложным падежом может быть все, что угодно. И «в хлебу», и «в потолку» - всё, что угодно.
Б. Долгин: Прошу прощения. То есть, «в хлеву» было использовано только как предмет для языковой игры?
И. Иткин: Вот это именно то, чего я боялся, держа в руках микрофон. Я, конечно, сказал «в хлебу», от слова «хлеб». Когда слова отличаются на один звук, то это некоторая проблема при микрофоне. Хлеб, который батон. Конечно, «в хлеву», где свинки - говорят, а вот «жить на одном хлебу» вроде бы не говорят.
Но в шутку такие формы наверняка встречаются. Поэтому нужен либо очень высокий процент примеров - если оказывается, что второй предложный падеж употребляется в 10 раз чаще, чем первый предложный, для какого-то слова, то ясно, что это уже не языковая игра, что это уже норма. Либо нужны тексты, которые принципиально исключают возможность языковой игры, высоко нормативные.
Я приведу пример, который, возможно, кого-то из вас удивит, хотя у биологов удивление будет чуть меньше. Моя студентка Юля Козиорова обнаружила, что слово «ил» - осадок на дне - прекраснейшим образом имеет форму второго предложного падежа, и эта форма употребляется не в игровом контексте, а в энциклопедиях, в биологических справочниках, в научных статьях по биологии, в которых никак невозможно предполагать какого-то элемента языковой игры.
Вот типовая фраза для описания чего-то в биологии, каких-то водных организмов: «. . . их личинки живут в илу». Или: «На дне в илу». Таких примеров достаточно много, причем они растянуты во времени, они встречаются и в статьях XIX века и в современных энциклопедиях. Еще раз говорю, что невозможно предполагать, чтобы автор медицинской энциклопедии ради развлечения начал писать «в илу» вместо «в иле».
Конечно, это то, что называется «профессиональным употреблением», но, поскольку слово «ил» вообще слово не безумно ходовое, довольно терминологическое, то правильно было бы отразить это в словарях с пометкой «профессиональное». Что в профессиональном языке слово «ил» имеет второй предложный падеж, по крайней мере, с предлогом «в».
Иногда, наоборот, оказывается, что словари дают рекомендации, которые как-то очень плохо подтверждаются текстами. Например, словари, в том числе словарь Зализняка, упорно рекомендуют говорить «на брови». Поднимите руки, кто так говорит или хотя бы часто сталкивается с таким ударением? Я не знаю, что там должно быть, но это-то и странно - обычно это достаточно частотное выражение, что бывает «на полу» и «на борту», «в пыли» - понятно, а вот что бывает «на брови», не очень понятно. И не очень понятно, почему это слово должно было бы иметь второй предложный падеж.
Другой пример, который для меня оказался довольно удивительным: словари довольно решительно и не допуская даже вариантов форм, для слова «форт» - укрепление - дают второй предложный падеж с предлогом «в»: «в форту». Что-нибудь вроде «Гарнизон заперся в форту». Но оказывается, что на весь национальный корпус русского языка, очень обширный лингвистический ресурс, примеров типа «в форту» - четыре, а примеров типа «в фóрте» - то есть на употребление обычного предложного падежа слова «форт» - что-то около 40.
Ясно, что для какого-то другого слова, если бы словари ничего другого не требовали, это соотношение 4:40 какой-нибудь сверхлиберальный автор словаря мог бы написать «в форте» и что-нибудь вроде «допустимо редкое «в форту»», а чуть более нормативно настроенный автор словаря написал бы «в форте», а вариант «в форту» счел бы каким-то допустимым процентом погрешности, поскольку всегда встречаются какие-то отклонения. Тем не менее для слова «форт» не указывается даже возможность вариативности. Считается, что все только и делают, что говорят и пишут «в форту». Так что такие случаи тоже бывают.
И, конечно, больше всего вопросов и интересных проблем связано с ситуацией, когда существительное в одном падеже употребляется в форме второго предложного свободно, а с другим предлогом оно тоже может употребляться. Потому что, если мы вернемся опять к слову «лес», то с ним все понятно. «В лесу» - понятно, «на лесу» - очень трудно себе представить. Очень трудно представить вообще контекст, где бы слово «лес» сочеталось с предлогом «на». Опять-таки, я не беру случай типа «Он сколотил себе состояние на лесе». Потому что это - не случай обстоятельства места, это случай, когда предлог «на» определяется глагольной формой. «На берегу» - понятно, но и «в берегу» тоже можно себе представить.
Ясно, что кто-то ямки роет или что-нибудь такое. Оказывается, что Зализняк и Еськова, во-первых, не согласны здесь между собой в изначальной концепции. С точки зрения Зализняка, если в словаре написано «в форту» или «на брови», то есть с одним предлогом указывается второй предложный падеж, это означает, что со вторым предлогом будет употреблен обычный предложный падеж. То есть, будет «на форте» и «в брóви».
С точки зрения Натальи Александровны Еськовой, если указывается один предлог, это значит, что с другим предлогом соответствующее слово употребляется редко, и вероятность употребления первого и второго предложного падежа приблизительно одинаковая. С ее точки зрения, если правильно «в форту», то одинакова вероятность встретить «на форту» и «на форте».
Понятно, что очень редко, но приблизительно одинаково. То же самое «в брови» или «в бро», «на цеху» или «на цехе» - вероятность примерно одинаковая. А действительность, видимо, состоит в том, что разные существительные в этом отношении очень сильно друг от друга отличаются. Есть несколько существительных, для которых сочетание с другим предлогом совершенно нормально, и совершенно понятно, что употребляется обычный предложный падеж. Почему - другой вопрос, но это некоторый факт.
Таких примеров довольно мало, в первую очередь - это слова из числа существительных второго склонения, это слова «корень» и «счет». Понятно, что есть «на корню» и «на хорошем счету» или «на счету» - например, «каждая минута на счету», а с другим предлогом, конечно, будет «в счете» и «в корне». В любом значении будет «в корне», а не «в корню», в любом контексте, где встречается выражение «в счете», будет обычный предложный падеж, а не второй. Но таких примеров достаточно мало.
Есть слова, для которых, действительно, количество форм второго предложного и обычного предложного сопоставимо. То же самое слово «берег» как раз относится к этой категории. Можно сказать, что реально встречаются примеры и «в берегу», и «в береге». Например, когда речь идет о биологии, о ласточках-береговушках или о каких-то существах, которые себе роют норки, то встречаются примеры типа «роют норки в берегу» и примеры типа «роют норки в береге».
Но есть и другие примеры. С каким падежом употребляется слово «ветер», если предлог «в»? «В ветру» или «в ветре»? Конечно, «в ветре». Какой бы контекст нам ни требовался, всегда будет «в ветре», «в ветру» практически не встречается. А немного вышедшее из употребления и слегка подзабытое слово «воз» в этом смысле устроено ровно наоборот. Понятно, что «на возу» - это нормально, «на возе» и сейчас никто не скажет, хотя слово несколько устаревшее, но оказывается, что и с предлогом «в» гораздо более употребительной и нормальной является форма «в возу», а не «в возе». Пусть контексты получаются довольно прихотливыми, но, тем не менее, такое встречается.
И, наконец, есть случаи, когда словари напрямую ошибаются, по-видимому, приводя какую-то форму или не приводя то, что есть на самом деле. Рассмотрим очень уместное в данной ситуации слово «ряд». Понятно, что есть выражение «в ряду», имеющее довольно много значений: «слушатель в пятом ряду как раз собирался заснуть» или «в ряду выдающихся химиков XVIII века Антуан Лавуазье занимает первое место». В общем, контекст понятен.
А как обстоит дело с предлогом «на»? Если верить словарям, то обстоит так же, как со словом «корень» с предлогом «в». Вроде бы надо говорить «на ряде» - как вам кажется, как употребляется слово «ряд» с предлогом «на»? Конечно, есть слово «наряду», которое пишется слитно: «наряду с академиками на лекцию пришли и студенты». Да, конечно, «на ряде примеров мы можем это доказать». Конечно, не «*на ряду». Если дальше есть зависимое существительное.
А еще какие-то контексты есть? Ведь не обязательно, чтобы предлог стоял сразу за существительным, может, еще что-то в серединке, какое-нибудь прилагательное? Как мы говорим «в пятом часу» - просто «в часу» сказать довольно странно. Но «в пятом часу» мы можем сказать. А «Он сидел с ним на одном ряду» или «на одном ряде»? Конечно, «на одном ряду». Или: «На третьем ряду хлопали и аплодировали». Конечно, «на ряду».
Оказывается, фантастическая вещь: с точки зрения словарей ни так, ни так нельзя сказать. Ни «на ряду» ни «на ряде», надо говорить «в третьем ряду»! Но, если мы посмотрим на реальную практику, то понятно, что таких примеров не меньше! И «в третьем ряду» и «на третьем ряду». Сотни примеров из самых грамотных писателей, совершенно не игровые контексты, не игра, не юмор, а совершенно нормальные формы. И это еще не все. Есть еще один контекст, про который никто сомневаться не будет. Что еще можно подставить, не числительное, если имеется в виду не ситуация в зале, а немного другая ситуация? «На . . . ряду» в форме какого-то из предложных падежей.
Б. Долгин: «На натуральном».
И. Иткин: «На натуральном» как раз есть колебания. «На натуральном ряду», «на натуральном ряде» есть колебания, другая моя прекрасная студентка, Даша Игнатенко, с которой мы в ближайшее время, авось, и научный доклад на эту тему сделаем, сейчас-то я популярную лекцию читаю, - она обнаружила, что в работах знаменитого математика Владимира Андреевича Успенского через раз встречается и «на натуральном ряду» и «на натуральном ряде». А другие математики вообще по-другому это выражали - «числа натурального ряда».
А еще контекст? Конечно! Есть же еще названия типа Охотный ряд или Каретный ряд, и какой там будет предложный падеж? Однозначно - второй: «На Охотном ряду все время что-то происходит»: там 18, по-моему, примеров «ряду» и ноль примеров «ряде». Однако словари это успешно игнорируют. Или вот еще пример приведу. Он будет из третьего склонения.
Казалось бы, в третьем склонении примеров так мало, вроде бы совсем невозможно, чтобы словари что-то упустили. Но тем не менее - есть слово «кость», оно имеет форму второго предложного падежа с предлогом «в». В каких контекстах? «В кости» - в каких контекстах? «Резьба»? «Резьба по кости»; что еще? Если «ломота», то, конечно, «в костях», чего мы никому не желаем. Ну, считается, что есть такое устойчивое выражение, и оно, конечно, есть, но реакция зала показывает, насколько оно книжное.
Есть выражение «широк в кости». Все слышали, но никто не вспомнил, потому что оно книжное, без особой нужды никто употреблять не будет. Можно открыть даже недавнюю литературу, и ударение будет «широк в кости», а не в «ко». Но на этом словари всё и заканчивают. А вот предлог «на» может ли употребляться со словом «кость» и с каким ударением? «Нарост на кости»? Наверное, но редко употребляется. А еще?
Реплика из зала: «На кости».
Конечно! «Говядина на кости»! Удивительно, в зале много дам, я думал, что хор голосов будет гораздо более стройным. Конечно: «Купил мясо на кости»! И, если посмотреть на употребление этого выражения за последние лет 50, то его употребление будет гораздо более частым, чем выражения «широк в кости», которое гораздо более книжное.
При этом «широк в кости» есть абсолютно во всех словарях, а «говядина на кости» ни в одном из известных мне словарей нет. Иногда такие удивительные аберрации встречаются даже у выдающихся лингвистов, у самых выдающихся лексикографов, когда то, что говорят каждый день - оно проходит мимо словарей, а то, что встречается больше в книжках, считается самым употребительным.
Теперь я перейду к третьему склонению и к ученому коту. И позволю себе задать аудитории вопрос: почему формы второго предложного падежа существительных третьего склонения изучать на порядок сложнее, чем у существительных второго склонения? Кроме того, что их меньше, потому что это-то как раз жизнь не сильно затрудняет - мало форм второго предложного падежа у существительных третьего склонения, так их и изучать проще, меньше шансов что-то пропустить.
А почему же их изучать на порядок сложнее? Потому, что они отличаются только ударением, и прозаические тексты за редчайшими и очень специальными исключениями для того, чтобы их изучать, нам совершенно не подходят. Конечно, мы можем смотреть, как, допустим, слово «бал» в форме предложного падежа употреблялось в XIX веке, как говорили - «на балу» или «на бале» и обнаружить, что достаточно часто говорили «на бале». Это как раз слово, у которого второй предложный падеж не вымер, а укрепился.
Есть пример из «Евгения Онегина»: «Не дай мне бог сойтись на бале. . . », но и в прозе таких примеров в XIX веке много, а сейчас они редко встречаются. И мы видим, что, раз тут - окончание «-у», а тут - окончание «-е», тут - первый предложный падеж, а тут - второй. Точнее, наоборот. А если мы хотим изучать ударение слова «тень», например, - «в тени» или «в те», «на тени» или «на те» (такие примеры с предлогом «на» в текстах тоже встречаются), то мы можем пользоваться только поэтическими текстами, потому что в прозаических текстах написано просто «тени», ничего не поделаешь.
А далеко не любые слова будут употребляться в стихотворных текстах часто, и еще есть опасность, что то, что употреблялось в поэтическом языке как норма, в прозаических текстах уже давно воспринимается как архаизм. Как нормальный эквивалент слова «палец» слово «перст» в стихах продержалось на десятилетия дольше, чем в прозе. Тем не менее, попробуем немного поизучать существительные III склонения. И начнем с дательного падежа, он не окажется предложным в виде какого-то подвоха, я честно обещаю.
Начнем с вступления к «Руслану и Людмиле»: «У Лукоморья дуб зеленый; Златая цепь на дубе том: И днем и ночью кот ученый…» Что делает? «Все ходит по» - точно такое ударение? В жизни - ладно, а у Пушкина? Почему все уверенно сказали «по»? Совершенно верно, потому что так в хорошем случае вам прочитала ваша бабушка, а в чуть менее хорошем - учительница начальных классов. По-видимому, учительнице младших классов так прочитала ее бабушка, а в плохом - ее учительница младших классов.
Можно надеяться, что тут была непрерывная традиция, которая дошла если не от Арины Родионовны и самого Пушкина, то уж от современников Пушкина. Если подумать, то для этого нужно 4-5 бабушек. В принципе, это возможно. Но бывают же и случаи, когда некая цитата, слово, выражение в XIX веке произносилось одним образом, а сейчас - другим. Где-то традиция сломалась.
Не может ли быть такого, что во времена Пушкина говорили «по цепи», а потом стали говорить «по»? Звучит странно такое предположение, потому что в обычном языке, не у Пушкина, мы вряд ли скажем «по», с ударением на предлог. Это достаточно изысканный механизм, не ему сегодня посвящена лекция, но - тем не менее. Так что получается, что, если Пушкин говорил «по цепи», то и после него говорили бы так же, но - мало ли, что бывает.
Есть ли все-таки у нас шанс это выяснить, не вызывая дух Пушкина, лингвистическими методами? Размер? Так он допускает оба варианта в этом примере! Называется ямб. Иначе бы не было вопроса. Что же делать? Сначала применить некоторые лингвистические знания, которые состоят в том, что, если перенос ударения вообще возможен, то в 99,99% это - перенос с первого слога.
Бывает «у» - но «по», «ру» - но «за», более-менее не бывает «столы», но «на». И тогда мы можем посмотреть, существовало ли во времена Пушкина ударение «цепи» в дательном падеже. Если оно существовало, то с огромной вероятностью это и было «по цепи». Если во времена Пушкина можно было сказать только «к це», а «к цепи» сказать было нельзя, то с огромной вероятностью надо читать «по», как большинство присутствующих и прочитало, и тогда это ударение правильное и соответствует пушкинскому.
При этом, заглянув еще на несколько столетий раньше, мы должны учесть, что изначально никакого ударения «цепи» в дательном падеже - «к цепи» - не существовало вообще в третьем склонении. Было ровно одно слово «дверь», которое так склонялось. «Замок двери», «подойти к двери», и даже во множественном числе были «открытые двери». Понятно, что такое слово - одно, а соседствующих слов - сотни, понятно, что слово «дверь» давно уже подравнялось к другим словам. И в любом случае, «дверь» и «цепь» - это разные слова.
Вообще говоря, ожидание состоит в том, что было ударение «це», «к це», а ударение «к цепи», «ширина цепи» - такого ударения изначально не было. Если оно появилось, то оно - достаточно новое. Вопрос - насколько новое. И вот мы открываем «Поэтический корпус русского языка», а можем просто взять собрание стихов русских поэтов, смотрим на ударение слова «цепь» в родительном и дательном падеже и выясняем, что во времена Пушкина ударение «к цепи», «ширина цепи» - а уж в стихах больше свободы ударений - такого ударения не существовало.
Это значит, что то, как мы прочитали - «по» - это правильно, «це», «ширина це», «по це». Очень интересный момент, когда ударение «цепи» появляется - даже не столько когда, это угадать невозможно - оно появляется где-то в середине XIX века, даже чуть позже, сначала у Льва Мея, потом у позднего Тютчева.
А вот интересный вопрос: в каких контекстах оно появляется? Когда впервые появляется ударение «цепи» в родительном или дательном падеже, в составе какого выражения, в каком сочетании - у кого есть какие предположения?
«В цепи» - это второй предложный, он и до Пушкина был, тут нужен родительный или дательный. С предложным-то все понятно. «Передать по цепи» - да, но это не первый контекст, где оно появляется. Значит, впервые оно появляется в контексте «спустить с цепи». Есть стихотворение Тютчева про щенка, который переполошил курятник, и там говорится про провидение, которое его «спустило с цепи».
Сейчас мы попробуем разобраться - почему это так. В принципе, есть несколько слов, у которых ударение на окончании в третьем склонении теперь уже более-менее есть и в родительном, и в дательном падеже, и по-другому сейчас уже и не скажешь. И некоторые из этих слов более-менее и во времена Пушкина могли иметь или твердо имели такое ударение. И среди этих слов есть очень интересный набор: Пермь, Обь, Русь, чуть позже - Тверь.
Что это за слова? Да, это - имена собственные, топонимы, географические названия. Когда мы видим, что первыми приобрели такое ударение слова типа Обь и Пермь, начинает закрадываться нехорошее подозрение - откуда это ударение в дательном и родительном падеже у них появилось. Как вы думаете? Да, приехали из Твери или с Оби, но почему ударение на окончание, если исторически ударение - на основу? А как чаще всего употребляется, например, слово «Тверь»?
Реплики: Из Твери.
Конечно! Трудно подобрать слово, у которого будет чаще употребляться второй предложный падеж, чем топоним, чем географическое название. «Париж» как употребляется? Конечно, «в Париже». А следующий по частоте контекст - что-то вроде «из Парижа». И что произошло со словом «цепь»? Ровно то же самое: было «в цепи» и «на цепи», а какой следующий контекст? Ну, например, «спустить с цепи». Или прекрасное выражение, которое сейчас никто не употребляет с ударением на основе: «сорваться с цепи». Никто не говорит «сорваться с це». Уже довольно давно.
Оказывается, что мы наблюдаем следующий механизм: те существительные третьего склонения, которые не просто имели второй предложный падеж, а у которых этот падеж был очень частотным, и другие частотные формы тоже были связаны с идеей перемещения, например, родительный падеж с предлогами «с» и «из», такие существительные потихоньку начинают приобретать схему ударения, которую раньше вообще русские слова иметь не могли.
Первое нарицательное существительное, которое «убежало» в эту же группу, - это слово «глушь». Я думаю, что все согласятся, что ударение «глу» в каком бы то ни было падеже сейчас звучит очень странно. И мы знаем, что это слово, в отличие от слова «цепь», уже во времена Пушкина имело такое ударение.
Достаточно фразы из «Евгения Онегина», где он говорит: «Как! из глуши степных селений. . . ». Конечно, «из глуши», не «из глу». Как устроено слово «глушь»? Понятно, что 70-80% его употребления - это предложный падеж: «в глуши». Следующие 15% - это «из глуши». Остальные случаи - какие-то немыслимые изысканные контексты, типа «решил совершить поездку по глуши» и так далее. И звучит это до крайности искусственно.
Косвенные падежи: в первую очередь - это второй предложный падеж, во вторую - родительный с предлогом «из», в третью очередь - все остальное, какие-то ничтожные проценты. А дальше за словом «глушь» и за этими географическими названиями потянулись и другие слова.
Слово «грудь», которое очень часто употребляется в контексте второго предложного падежа, причем с обоими предлогами, и «в груди» - «сердце замерло в груди», и «на груди» - что угодно. Слово «грудь», согласно словарям, сейчас уже тоже даже не то что допускает, а более-менее требует в родительном и дательном падеже ударения на окончание. Допустим, «измерил ширину груди», а не «ширину гру», или «прижать к груди», а не «прижать к гру». Если такое где и встречается, то звучит уже очень устарело, искусственно и вычурно.
И я хочу закончить таким полуэкспериментом. На примере слова, с которым все это случилось совершенно на наших глазах и за последние десятилетия и очень и очень логично, совершенно по той же схеме. Это слово «сеть». Представим сначала рыболовную сеть и подумаем, как она склоняется. Например, кто-то решил привесить грузила к се. Звучит не ужасно.
Понятно, что большинство присутствующих здесь, как и я, знают сеть по «Сказке о рыбаке и рыбке», хотя слово всем очень знакомое, у него - миллион переносных значений, слово довольно книжное. И, хотя можно сказать «вынул золотую рыбку из сети», тоже не очень ужасно звучит, «из се» тоже звучит более-менее нормально. Но, кроме этого, за последние десятилетия слово «сеть» приобрело новые, или, скорее, широко распространились его разные значения.
Грубо говоря, они информационные. Ну, понятно, что телефонная сеть - это не совсем то, что социальная сеть, но, во всяком случае, это такие информационные понятия. Самое частотное употребление этого слова - какой падеж? «В сети», конечно. «Ваш контакт сейчас в сети». Предложный падеж очень частотен. Ну и давайте посмотрим на другие контексты. «Выдернуть компьютер из. . . »? «Из се»? Хорошо.
Кто говорит «из се»?
Слушатели поднимают руки.
А кто говорит «из сети»?
Еще ряд рук.
Позволю себе заметить, что немного побольше. Это омонимы? На самом деле, мы никогда не проведем границу между разными словами - омонимами, и разными значениями. Даже «ключ» и «ключ»: почему ключ, который бьет из-под земли, - это ключ? Это не два омонима по происхождению. Это метафора, что ключ-источник как бы открывает землю. Разумеется, разные значения даже, безусловно, одного слова могут иметь разные грамматические свойства.
Осиновый кол - множественное число «колья». «Кол» - оценка, понятно, что назван так по форме, ясно, что это - два значения, а никакие не два омонима, множественное число - «колы». И таких примеров - множество. Можно отдельную лекцию прочитать. Я говорю, что слово «сеть» в его современных употреблениях, которые гораздо нам привычнее, мгновенно приобрело - я еще даже не доспросил, но попробую: «Абонент недоступен или находится вне зоны действия…»? Конечно, «сети»!
Барышни-операторы, которые наговаривали эту фразу для мобильных сетей, они ее наговаривали так, как сами считали нужным говорить, а они тоже привыкли к тому, что ударение падает на окончание. Еще пример: «Эта информация с огромной скоростью распространилась по социальной. . . »? «. . . Сети», конечно. Словари этого еще не поймали, во всяком случае, я таких словарей еще не знаю, но это тот процесс, который начинался словом «Русь» или «Тверь», продолжался словом «глушь», а потом словом «грудь», которое уже имеет много других значений.
У слова «глушь» значение - чисто пространственное, как отдельное существительное оно почти не существует, фактически оно существует в рамках своих сочетаний с предлогами. У слова «грудь» уже полным-полно значений, не пространственных вовсе, каких угодно. Но замечательно наблюдать, как этот процесс продолжается словом «сеть» в его новом употреблении, и дело тут не в том, что это - вообще новое слово, а в том, что оно по смыслу обозначает некую пространственную конфигурацию, которая в первую очередь будет выражаться тоже формой предложного падежа, и как предложный падеж «потянет» здесь за собой родительный и дательный и уже потянул. Вот на этом я свою, почти монологическую, часть заканчиваю, прошу прощения, если затянул немного.
Обсуждение лекции
Вопрос: Как будет именительный падеж от косвенного «себя, себе»?
И. Иткин: Простите?
Вопрос (продолжение): Местоимение «себя, себе». Родительный - «себя», дательный - «себе». Именительный как будет?
И. Иткин: Винительный? «Себя».
Вопрос (продолжение): Нет, именительный как будет?
И. Иткин: Именительного нет и быть не может, потому что это местоимение «привязано» к некоторому другому подлежащему. «Вася видит себя в зеркале». Именительного падежа у этого слова нет, такие слова бывают.
Вопрос (продолжение): И никогда не было?
И. Иткин: Никогда не было.
Вопрос (продолжение): Хорошо. Еще вопрос, почти такой же: от косвенного падежа «меня, мне» именительный падеж какой?
И. Иткин: «Я».
Вопрос (продолжение): Стал?
И. Иткин: В каком смысле «стал»?
Вопрос (продолжение): Ну, непохоже. «Меня, мне, мной. . . »
И. Иткин: Хотя это имеет косвенное отношение к лекции. . .
Вопрос (продолжение): Ну, лекция же про падежи!
И. Иткин: Я вполне готов ответить. Наверное, «стал», но стал по меньшей мере 10 тысяч лет назад. История русского языка известна все-таки довольно хорошо, известны родственные ему языки, индоевропейские, в частности - латынь, английский, персидский, какой-нибудь еще, и там, где у местоимений вообще есть падежи, а у местоимений падежи есть где угодно, даже в таком языке, как английский, где у существительных падежей уже давно нет, наблюдается приблизительно та же картина.
В английском есть много форм местоимения «я», которые начинаются на «m-», и это формы какие-то косвенные, не будем сейчас вдаваться, как их называть, но ясно, что косвенные - «my», «mine» или что-нибудь в этом роде. И есть именительный падеж, словарная форма «I [ай]», и вот это «I» - то же самое, что русское «я». В латыни, как известно, «я» будет ego, по-гречески - точно так же εγется, mihi, что-то в этом роде. Этой ситуации, когда именительный падеж этого слова совсем не похож на косвенные падежи, по крайней мере, 10 тысяч лет.
Вопрос (продолжение): То есть, историческая ситуация?
И. Иткин: Да, она совершенно историческая. Даже, наверное, точнее - доисторическая. Как именно она сложилась - я ответить не могу, но могу сказать, что вообще это явление довольно распространено в языках мира, когда разные формы слова образовываются от одной основы. Тут бы доску, конечно, но называется оно «супплетивизм». И его можно проиллюстрировать всякими другими примерами.
Есть глагол «идти», а прошедшее время - «шел». Понятно, что основы разные. Есть глагол «буду», а в настоящем времени - «есть». Основы разные. Слово «человек», а во множественном числе? «Люди». Основы разные. И в других языках такое в некоторых количествах имеется. Мой любимый пример на этот счет, даже было написано в анонсе - я занимаюсь такой группой древних индо-европейских языков, которые называются тохарские, один из них называется «тохарский А». Так вот, в нем слово «красивый» - красивый он и красивая она - будут выражаться разными основами, так же, как «я» и «мне» в русском языке.
Вопрос: Скажите, вот назвали сок «Я», то как от него образовывать косвенные падежи?
И. Иткин: Я думаю, что название сока не склоняется просто. Чтобы далеко за соком не ходить: есть известный роман Замятина «Мы», вот как он будет склоняться? Ясно, что не будет так: «Сегодня на уроке мы говорили о «Нас»». Нет, на уроке будет: «Сегодня мы говорили о «Мы»». И с соком то же самое.
Ведущий Б. Долгин: Еще вопросы?
Вопрос: Есть детская песенка про дом «У оленя дом большой, он в дому». . . Знаете эту песенку?
И. Иткин: Песенку не знаю, а форма «в дому» старая. Как раз слово «дом» из загадок. Оно тоже должно бы иметь такие хорошие формы второго предложного падежа, «в дому» и «на дому», но оказывается, что оно их не имеет. «На дому» - это фразеологизм, «врач принимает на дому» или «портной шьет платья на дому», а в прямом значении будет только «на до». А «в дому» существует как нечто просторечное, как то, во что можно поиграть в детской песенке, а в нейтральном значении будет, конечно, «в до». И почему так - не очень понятно.
Б. Долгин: Мне кажется, что «в дому» в какой-нибудь литературной речи вполне встречается…
И. Иткин: Встречается, встречается. Не в современной литературной речи…
Б. Долгин: Нет, нет, скорее, век XIX - начало XX.
И. Иткин: И не очень понятно, почему оно вытеснено формой «в до». С ударением все понятно, «дом, до». Это как раз одна из загадок.
Вопрос: У меня два вопроса. Первый: это упрощение русского языка, которое происходило по описанному вами параметру и по ряду других, что-то говорит об изменении мышления людей, или на этот счет даже спекулятивных гипотез невозможно строить?
И. Иткин: Я не употреблял сочетание «упрощение русского языка».
Вопрос (продолжение): Унификация.
И. Иткин: Я говорил о том, что в русском языке произошло упрощение системы склонения - это, конечно, правда. Совершенно понятно, что в каком-то другом языке и в какую-то другую эпоху с тем же успехом происходило усложнение системы склонения. Кстати, оно и в русском в некоторых отношениях происходит.
Например, во множественном числе, о котором я совершенно не говорил, у существительных мужского рода появилось окончание «-а»: раньше говорили только «свитеры», а сейчас - и «свитеры» и «свитера», даже чаще «свитера», не очень понятно, откуда оно появилось, но в любом случае, в этом месте система усложнилась, а не упростилась.
Известно, что языки проходят некие циклы. Какой-то период это выглядит как упрощение, но дело в том, что обычно - это упрощение морфологии, потому что, если за счет упрощения морфологии сильно возрастает роль предлогов или что-нибудь в этом духе, или появляются тоны, как в китайском языке, то это мы не очень осознаем. А то, что в русском языке есть склонения и есть шесть падежей, а в английском языке нет склонений и нет падежей, это неспециалисту видно хорошо невооруженным глазом.
А то, что в английском языке сойдешь с ума от сложных глаголов, - про это русский человек, особенно привыкший к падежам, не очень думает. Так что с мышлением все хорошо, а языки не упрощаются и не усложняются как некий необратимый вектор, это циклический процесс.
Вопрос (продолжение): Второй вопрос был про циклы, но получается такая синусоида?
И. Иткин: Не синусоида, скорее, круг. Грубо говоря, картина состоит в том, что вот у нас есть русский язык, он может превратиться во что-нибудь вроде современного французского, современный французский может превратиться во что-то вроде современного турецкого. В русском слова плохо делятся на значимые части, много сложных случаев, в турецком они делятся немного проще. А дальше, если эти турецкие слова немного поплющить, то они превратятся во что-то вроде русского. Вот такой «круг» есть. Это установлено очень давно.
Вопрос: Мы с вами разбирали про «говядина на кости», про которую все говорят, но в словарях, как вы говорите, такой нормы нет. С вашей точки зрения что это? Вопрос времени или человеческий фактор? Когда ученые, составляющие словари, плохо видят по какой-то причине - что происходит?
И. Иткин: Всегда, когда критикуешь кого-то из коллег или всех их разом, самое ужасное впечатление, которое можно создать у аудитории, - что два великих лингвиста современности, Зализняк и Еськова, что-то там «плохо видят». Это говорит только о том, насколько вообще язык безумно сложен, насколько трудно его изучать, насколько даже самый величайший лингвист не может обойтись без ошибок и без упущений.
Причем выражение «говядина на кости» - это не тот случай, когда словари могут упереться, как с каким-нибудь глаголом «ба», когда надо говорить «балова»: понятно, что словари упираются из-за человеческого фактора. Про «говядину на кости» не подумали, не заметили. Понятно, что, если соответствующую информацию напечатать в статье, которая будет прочитана, то постепенно это в словари попадет. Исключительно то, что огромное количество разных интересных и сложных вещей, и что-то оказалось упущенным. Не более того.
Вопрос: Что такое язык? Ваше определение.
И. Иткин: Вроде как я не брал на себя обязательство определить, что такое язык, и я не очень понимаю, зачем бы я это сделал, разве что для того, чтобы вызвать дискуссию и несогласие. Лучше я сообщу факт, который хорошо известен лингвистам: почти любое самое фундаментальное лингвистическое понятие - а уж куда фундаментальнее лингвистическое понятие, чем язык! - определить чрезвычайно сложно.
Например, чудовищно сложно определить понятие «слова», хотя, казалось бы, что может быть проще, чем слово? И то, что понятия «язык», «слово» чрезвычайно плохо поддаются строгому определению, но при этом очень хорошо понятны интуитивно, это - эмпирический факт, который, как мне кажется, гораздо важнее, чем то, что я бы сейчас взялся придумать 125-е определение языка.
Б. Долгин: Большое спасибо за лекцию!
Аплодисменты.
.
Аналог Ноткоин - TapSwap Получай Бесплатные Монеты
Подробнее читайте на polit.ru
Источник: polit.ru | Рейтинг новостей: 288 |