Марфа Максимовна Пешкова — внучка великого русского писателя Максима Горького. Ей 94 года. Она одиноко и скромно живёт в Подмосковье, абсолютно открыта для общения, но собеседников почти совсем нет. О жизни семьи — наша беседа.

— Такая длинная жизнь... Не знаю даже, с чего начать...С деда, конечно. Именем Горького у нас чего только не названо. Вам это не странно слышать? Мимо памятника на Белорусской, например, ходить — не удивительно?— Я привыкла. А памятник вообще такой огромный, что лица не разглядеть. Это не дедушка, а какая-то каменная глыба.А настоящий был какой?— Он любил с нами гулять, со мной и с Дарьей, младшей сестрой. Мы гуляли, а он рассказывал про своё детство. Я уже сейчас и не различу, что от него узнала, а что потом в книжке его прочитала. Это были замечательные прогулки. Они начались ещё в Сорренто, где мы с Дашей родились. Жили мы там большой семьёй — мама и папа тоже всё время были рядом. Дом стоял недалеко от моря, было так красиво вокруг, солнечно, тепло, зелено. Я так до сих пор и не смогла полюбить Москву, душа там осталась — в Италии. Мы с утра бежали купаться, иногда полдня проводили на пляже. А вот дедушка всё больше сидел в кабинете. Беспокоить нельзя. Наша обязанность была звать его на завтрак и на обед. Обед подавали в определённое время, опозданий дедушка не любил, поэтому и мы сами должны были быть дома к точному времени. Мы с Дарьей забегали к нему в кабинет и говорили: «Обед на столе». И то же самое утром, когда звали на завтрак. Я помню, что, увидев нас, он подходил к зеркалу, причёсывался и только после этого выходил. К нашему приходу он был всегда одет в свой любимый серый костюм. Ему этот цвет вообще нравился. И костюм был, видимо, такой удобный, что он всегда в нём ходил и переодевался, если только к нам какие-то почётные гости приезжали. Не спрашивайте только какие, я этого, конечно, не вспомню, а кроме того, нас тогда совершенно эти люди не интересовали. Нас обычно отзывали и говорили, что у дедушки серьёзные разговоры. А мы и рады! У нас своя жизнь и свои игры. Жизнь резко изменилась в 1933-м году. Мы переехали в Москву. Мне было семь лет. Как раз в школу.Вам с Дарьей объяснили, с чем связан переезд?— Сказали, Иосиф Виссарионович Сталин просто пригласил его приехать, потому что дедушка в Италии уже довольно долго находился. А потом случилось то, чего он так боялся — обратно из Союза его в Италию уже не пустили. И вообще он уже никуда не мог поехать. «Зачем вам Сорренто? У нас есть Крым, дадим вам там дачу», — говорили Горькому. Лучше всего о жизни Горького в СССР сказал Ромен Роллан, когда гостил у нас в те годы на даче: медведь на золотой цепи. Так и было. Я думаю, что дедушка был нужен Сталину в России, заниматься, так сказать, благими делами изнутри. Ещё все говорили о том, что Сталин вытащил дедушку в Москву из Италии, чтобы тот написал о нём книгу. Сталин ему присылал материалы. Архивы, а дедушка не говорил «нет», а просто тянул время. В итоге так ничего и не написал, просто сразу решил, что писать о Сталине не будет. Но не вернуться в СССР он не мог, так сложилась тогда ситуация. И мы все поехали в Москву. Сорренто остался для меня городом детства, мечтой — долгие годы недостижимой. Я смогла приехать сюда только через много десятков лет обычной туристкой. Меня даже на порог нашего дома не пустили. Там тогда жила какая-то английская семья. Дом принадлежал им. Сейчас не знаю, что там, но, если у меня и осталась ещё мечта, так это вернуться в Сорренто. Просто увидеть всё ещё раз своими глазами.А вы не помните, после переезда в Москву Горький был подавлен или удручён? Какая вообще в особняке на Никитской царила атмосфера?— Мне кажется, он был доволен и всегда в хорошем настроении. Его окружили интересные люди, он много работал. Условия жизни у нас были замечательные, это можно и сейчас увидеть, если прийти в музей Горького. Советское правительство явно показывало, что ему ничего не жалко для русского классика с мировым именем. Самое моё яркое впечатление из детства — мраморная лестница и огромная люстра. Эта лестница всех поражала, её край шёл такой волной. Мы с Дарьей сначала жили в одной комнате, а потом, когда я пошла в школу, у каждой из нас появилась своя. Я вставала раньше, она могла ещё поспать. Нас учили играть на рояле, у каждой были свои планы. Рядышком, в нашем крыле, была комната, где жила воспитательница-немка — Магда Александровна Гинкен. Благодаря ей мы с Дарьей хорошо говорили по-немецки. В моей комнате был очень красивый балкон, который выходил на Никитскую. Именно на этом балконе я однажды услышала от Светланы Аллилуевой, дочери Сталина, слова, которые перевернули всю мою жизнь. Светлана была вашей близкой подругой?— Да, мы учились вместе в школе и сидели за одной партой.Это была какая-то особая школа? — Да нет, обычная. А вот чтобы я подружилась именно со Светланой, тут думаю, у Сталина был свой расчёт. Ещё до школы, когда Сталин приезжал навестить дедушку, то он всегда привозил с собой дочку и говорил: идите, играйте! Явно хотел, чтобы мы стали подружками. Так что я ещё в школу не ходила, когда впервые её увидела, а дружили мы долго, до самого её отъезда из СССР.Я даже помню, как мы с ней маленькие сидим на балконе и разговариваем. Взрослые там своими делами занимаются, а мы долго так о чём-то говорим, и мне так приятно её слушать. Светлана мне казалась очень необычной, и я её считала намного умней себя. Она и в самом деле была очень умная и много читала, очень много уже знала, поэтому мне, естественно, с ней было интересно. Мы же с Дарьей очень изолированно жили, пока были маленькими, а от Светланы я узнавала массу новых вещей. А уж в школе о лучшей подруге и мечтать было нельзя. Я же очень застенчивая и молчаливая. А Светлана была яркая, смелая, она очень любила, когда её вызывали к доске. Оттуда она могла долго и громко рассказывать, без запинки и без смущения. Ей нравилось поражать воображение слушателей. Светлана вообще хорошо училась, а мне учёба давалась с трудом. Так что я частенько у неё списывала, она мне не раз подсказывала и выручала в трудных ситуациях.Она вас приглашала в гости?— Конечно, она даже присылала за мной машину. Или мы вместе ехали после школы. К ним на ближнюю дачу или в Кремль. Их квартира в Кремле мне совсем не нравилась, особенно удручал вид из окна на внутреннюю площадь. Да и вообще какая-то казённая обстановка. Мамы у Светланы уже не было, и в этих унылых комнатах мне особенно становилось жалко её. На даче было гораздо лучше. Кстати, вот сейчас вспомнила, как я второй раз к ней на дачу приезжала. Две маленькие девочки — сидим молчим и не знаем, что друг другу сказать. Светлана что-то держала в руках и шила. Я спросила — что ты шьёшь? Она ответила, что платье для куклы. Меня удивило, что оно чёрное. Светлана сказала, что шьёт из маминого платья. А потом спросила: ты разве не знаешь, что у меня мама умерла? И зарыдала. А у меня папа умер, сказала я и тоже заплакала. Кстати, о том, как на самом деле умерла её мама, Светлана узнала только во время войны, в Куйбышеве, она там начала учить английский язык, а кто-то ей подсунул американский журнал, в котором была статья об этом. Мне сама Светлана об этом рассказывала. В журнале был снимок Надежды Сергеевны в гробу и было написано, что она покончила с собой. Я спросила, верит ли она в это? Светлана сказала твёрдое «да», хотя до этого ей говорили, что мама умерла от неудачной операции аппендицита.А что вы обычно делали на даче?— Обедали, а потом гуляли.Вместе со Сталиным?— Ну, он с нами не гулял, поскольку мы в те годы медленно ещё не умели ходить, всё больше прыгали и лазили. Или на велосипедах катались. А за обедом, конечно, сидел с нами за одним столом.И что вы ощущали?— Ничего такого не ощущала. Что это Сталин и всё такое... Ну, просто отец Светланы. У каждого ребёнка есть отец. Он на меня вообще произвёл хорошее впечатление, много шутил и был явно рад, что Светлана наконец нашла подружку. Еду приносили на стол и просто ставили. А раскладывали мы уже сами. Сталин был среднего роста, единственное, что я запомнила, — глаза необыкновенного желтоватого цвета... Хорошо помню день, когда Сталин умер. Я не плакала, но мне было очень жалко Светлану. Мы с Серго были на похоронах. Светлана с Васей сидели у гроба. Мы подошли, постояли... Кстати, Светлана в школе носила фамилию Сталина, её так и к доске вызывали.А что за разговор у вас был со Светланой, который так сильно на вас повлиял?— Ну, это было много позже. Когда мы уже выросли. Помню, она мне сказала: «Давай выйдем на балкон, я хочу с тобой поговорить». И там Светлана мне открыла глаза. Она мне сказала: «Ты ведь многого не видишь, многого не знаешь. А у нас такие страшные вещи происходят». Она всё это говорила шёпотом, а потом добавила: «Я бы хотела уехать, только ты, конечно, никому ничего не говори, но если это узнаешь, то ты должна понять почему». Всё, что она рассказала о том, что делается в верхушке и что происходит в стране, было для меня открытием. Я ничего такого в самом деле не знала. Но поверила ей сразу. Я верила ей всегда, потому что она действительно единственный был мне такой близкий человек, а кроме того, никто из взрослых, конечно, со мной на эти темы не разговаривал. А она действительно многое знала. Светлана никогда мне не врала и не была фантазёркой. Тем более она не могла нафантазировать такое! Я была потрясена. Этот разговор и стал концом дружбы?— Нет. Но мы немножко отошли друг от друга. Я не была согласна с тем, что она делает, и меня это возмущало, как и всех тогда. Да, я считала, что можно уехать. Почему нет? Я вот тоже мечтаю поехать в Сорренто. Но не с таким настроением, не с такой ненавистью ко всему, что здесь оставалось. Проклясть своё детство, молодость, абсолютно всё, что было.А что же стало поводом для разрыва?— Окончательно мы расстались, когда она уехала. Но была и ещё одна личная история, омрачившая нашу дружбу. В нашей школе, классом старше, учился Серго Берия, сын Лаврентия Берии. Серго был очень красивый, в него было невозможно не влюбиться. Он многим нравился девочкам, и Светлане, по-моему, тоже. Но если я из-за своей застенчивости даже и думать не смела ни о каких романах, тем более с Серго, то Светлана не сомневалась, что покорит любого. Но с Серго у неё вышла осечка. Мне кажется, он даже, наоборот, относился к ней отрицательно, хотя из вежливости никогда этого не показывал. Серго был невероятно хорошо воспитан и умён. Мы с ним, кстати, первый раз увиделись у Светланы в Сочи. Есть даже письмо Светланы отцу из Сочи, где она пишет: «Ты не приезжай, бассейн ещё не готов... Марфа сидит на дереве и шлёт тебе привет». Серго — именно тот тип мужчины, который мне очень нравится, но я даже и не рассчитывала на взаимность. И каково было удивление, когда выяснилось, что он в меня влюблён.А как это выяснилось? Он сказал о любви?— А разве нужно обязательно говорить? Можно так посмотреть, что и говорить не нужно. Мы чувствовали друг друга. И всё. После школы мы поженились. Родились две девочки и сын. Сын сейчас живёт на Украине, а дочери — в Москве. У меня и внуки есть.Мы замечательно жили первое время, и Лаврентий Павлович, и Нина Теймуразовна меня обожали. Мы с Серго много путешествовали. Просто садились в машину и ехали к морю, он за рулём. Я вот сейчас, когда вспоминаю свою жизнь, то понимаю, что ничего бы не хотела в ней изменить. Она была разнообразной. Ведь бывает так, когда каждый день ты знаешь, что будет завтра и что последует в дальнейшем. У меня всё было иначе. Было много и горя тоже. Война была, эвакуация в Ташкент, арест Серго... Много всего, конечно. Но, когда я сейчас вспоминаю, мне даже иногда бывает приятно полежать-повспоминать.Родителей вы часто вспоминаете?— Моя мама была в молодости знаменитой московской красавицей, с папой они познакомились на катке на Патриарших прудах. Он приложил огромные усилия, чтобы завоевать её и убедить поехать за границу. К моменту знакомства с отцом мама вообще собиралась выходить замуж за другого человека — богатого владельца мануфактуры. Брак расстроился. Но ехать за границу, где она до этого ни разу не была, мама не решалась. Тогда мой отец, безумно влюблённый в маму, попросил её приятельницу Лидию Шаляпину, дочь Фёдора Шаляпина, уговорить маму ехать. «Скажи Наде, что ты тоже едешь с нами. Будет большая компания, она посмотрит мир, будет интересно». И мама согласилась. Кстати, вместе с Лидой мама мечтала играть на сцене Вахтанговского театра, они были знакомы с Рубеном Симоновым и даже собирались поступать к нему в студию. Поездка с Горькими изменила все планы. В итоге Лида Шаляпина оказалась в Америке, а мама с папой расписались в Берлине. Сначала они жили в Шварцвальде, потом уехали в Чехословакию и, наконец, оказались в Сорренто. Там мама увлеклась живописью. Потом долгие годы мама зарабатывала тем, что писала и продавала картины. Её темой было окружение Горького. Как известно, это именно про маму Анна Ахматова сказала когда-то: «Одна из ненаписанных трагедий двадцатого столетия — это история под названием «Тимоша». Маму так называли дома, а получила она это прозвище от моего деда. Рассказывали, что однажды она вышла к обеду, сняла шляпу, а под ней гости увидели вместо привычной косы короткую стрижку. Да и ещё волосы топорщились в разные стороны. «У нас так кучер ходил», — сказал Горький. «В самом деле, вылитый Тимоша», — добавил Максим. В те времена так обращались к извозчикам. Ощущение, что мама и папа очень любят друг друга, в детстве меня не покидало. Знаете, как это нужно ребёнку знать, что мама и папа всегда будут вместе? Я так и думала всегда. Мама была красавица, и вместе они были очень интересная пара. А потом что-то случилось. Я не знаю что, но много лет спустя Настя Пышкало, мамина приятельница, рассказала мне, что в маму, оказывается, был влюблён Ягода и делал всё, чтобы отстранить от неё моего папу. И, надо сказать, в этом преуспел, союз их стал разрушаться. Маме Ягода, конечно, совершенно не нравился, но если было так, как Настя рассказывает, то цели он своей достиг — развёл их с отцом, если не формально, то фактически. И, конечно, помог заболеть, хотя папа действительно простудился, но вот почему он на улице остался — дело тёмное. Папа приехал от Ягоды, который его всё время звал и напаивал... вышел из машины и направился в парк. Сел на скамейку и заснул. Разбудила его нянечка. Пиджак висел отдельно. Это было 2 мая. Папа заболел и вскоре умер от двустороннего воспаления лёгких Мне очень трудно об этом рассказывать потому, что память, конечно, подводит. Я ходила в школу, когда шёл процесс, во время которого Ягода и Крючков признались в убийстве Горького и моего отца. Верила ли я в это? Не знаю. Сталину Максим, конечно, мешал, так как был единственным, кто связывал дедушку с внешним миром. Все остальные связи контролировались и фильтровались.Если я маму очень хорошо запомнила, то папу хуже помню, потому что он был или с гостями занят, встречал их, кого-то привозил, увозил, или вёл какие-то разговоры. Ну, он всегда был при деле как бы. А мама учила меня живописи, много со мной времени проводила, особенно потом, когда я стала взрослее. Я от неё много чего узнала, но обещала никому не говорить. Об отце мама не любила говорить. Я думаю, что это была её боль. Повторяла: «Потеряли мы Италию, нашу любовь и друг друга». Папу похоронила на Новодевичьем кладбище, а дедушка без Максима прожил всего два года, да и эти годы были уже просто физическим существованием. Как мы хотели, чтобы его похоронили рядом с сыном. Но Сталин сказал «нет», только Кремлёвская стена!Памятник моему отцу на Новодевичьем кладбище сделала Мухина, но идея принадлежит самому Горькому. За папиной головой — огромная глыба, которая как будто прижимает его к земле. Этой глыбой Горький считал себя. Если бы не требование, чтобы сын всегда следовал тенью за Горьким, папа мог бы реализовать себе иначе, он был талантливым, умным, интересным...Я очень часто вспоминаю нашу жизнь с дедушкой. Не только в Италии, но и на даче в Горках. Хотя это даже дачей не назовёшь — дом с колоннами и двумя флигелями. В одном были кухня и три комнаты тех, кто обслуживал. И в другом находился бильярдный стол и комната для гостей, если они захотят остаться переночевать. А в центральной части, на втором этаже, справа была наша детская, а слева — дедушкины две комнаты. Тогда все почему-то любили собирать грибы. И дедушка любил. Но обычно к тому времени, когда он выходил из дома, все грибы уже были собраны. И мы с Дарьей придумали такую штуку — заранее собирали грибы рано утром и потом, зная, что дедушка вот-вот соберётся пойти за грибами, мы быстренько их рассаживали по ходу его обычного следования. А потом выходили вместе с ним и так, между прочим, говорили: «Вот, надо бы туда вот посмотреть. Надо бы сюда посмотреть». Понятно, что дедушка наш обман быстро понял — грибы-то неглубоко сидели, — но виду не подавал. Радовался вместе с нами богатому урожаю. А скорей всего — просто нашей радости.А из того, что он написал, вы что больше всего любите?— Я любила, конечно, его рассказы, самое интересное было читать ранние, которые и его характер выявляли, и становилось ясно, кто его окружал.«В семье никогда не было культа еды. Ну и спорт. Вот и весь секрет моего долголетия». (М. Пешкова)Отношение к Горькому в нашей стране поменялось уже трижды. Сначала его превозносили и включали в школьную программу, потом заклеймили как большевистского писателя. Сегодня опять заговорили о его великом литературном даровании. А вы что думаете?— Считаю его хорошим человеком в первую очередь, потому что очень много делал добра. Надо сказать, что многие люди в отчаянном положении обращались к нему за помощью, видели в нём последнюю надежду. И он старался их спасти от ареста, от каких-то крупных неприятностей, по его распоряжению им чего-то давали или отправляли за границу. А ведь и бабушку вашу многие называли «святым человеком». — Мы её звали бабунчик. Бабушка-бабунчик. Трудно мне о ней рассказывать, она жила своей жизнью. Екатерина Павловна жила отдельно, у неё была своя квартира. И, может быть, вы знаете, что с ней жил мальчик, которого звали Давид Клышко. Он был брошенный. У него, правда, брат был ещё, Миша, но тот уже заканчивал школу. А этот остался совсем один. И бабушка взяла его к себе, и он жил в отдельной комнате. Бабушка моя очень многих спасла, очень. Она всегда пыталась сделать всё, что от неё зависело.Оглядываясь назад, вы могли бы назвать себя счастливым человеком?— Конечно, могу. Счастливая, потому что в моей жизни всё что угодно могло произойти. И я таких людей повидала... Как никто другой. Уникальных людей. А сегодня у меня дети и внуки. Самое главное. И природа вокруг. Так что живу очень даже прекрасно. Видите, как у меня здесь симпатично?

Аналог Ноткоин - TapSwap Получай Бесплатные Монеты

Подробнее читайте на chaskor.ru