Александр Панкратов-Чёрный: я бы с радостью сбрил усы, но режиссеры не дают

Александр Панкратов-Чёрный: я бы с радостью сбрил усы, но режиссеры не дают
фото показано с aif.ru

2020-6-28 00:01

В интервью «АиФ» известный актёр рассказывает о преступлениях в кино и в жизни, вспоминает родной Алтай и объясняет, почему не готов расстаться с усами.

В интервью «АиФ» известный актёр рассказывает о преступлениях в кино и в жизни, вспоминает родной Алтай и объясняет, почему не готов расстаться с усами.«Пусть вор, но честный»Валентина Оберемко, «АиФ»: — Александр Васильевич, недавно по НТВ прошёл сериал «Динозавр» с вашим участием. Главный герой — криминальный авторитет по кличке Бриллиант — пытается как можно дольше остаться на зоне, потому что привык к такой жизни. Как вам кажется, человек действительно может ко всему привыкнуть?Александр Панкратов-Чёрный: — Конечно! Он столько лет просидел, что зона стала его родным домом. Но мы с Андреем Смирновым, которому досталась роль Бриллианта, старались показать человеческие характеры, а не романтизировать уголовщину. Я играю его подельника Басню, хранителя общака, — это кассир воровского мира. Мой герой хоть и преступник, но честный человек: не потратил ни одной копейки за 36 лет. Ведь воры в законе старой закваски жили по понятиям.Я и в реальности встречал людей, которые живут на зоне, потому что в своё время много ездил по тюрьмам и лагерям с творческими концертами. Бывали там и чрезвычайные ситуации. Однажды лишь по счастливой случайности меня не тронули, потому что я у Ярополка Лапшина сыграл в фильме «Перед рассветом» вора в законе Ваську Штыря. Дело было зимой, мне выдали большущую шапку и полушубок. Шапка мне на глаза постоянно лезла. Среди зэков сидел старик. Он мне и говорит: «Сыми шапку!» Я промолчал, шапку не снял. Он опять: «Сыми шапку!» Я не понял, говорю: «Чего это я должен перед тобой шапку ломать?» А он отвечает: «Сыми, лица не вижу!» Я снял шапку, и тут этот дед развёл руками: «Мужики! Ба, да это ж Васька Штырь!» Оказывается, им недавно показывали фильм «Перед рассветом». А я ведь Штыря старался как можно натуральнее сыграть. У меня был очень хороший консультант, тоже из воров. Все жесты воровские мне поставил. Так что меня там сразу признали за своего (смеётся).Мой герой в том фильме погибает, уводя за собой немцев и тем самым спасая детей. Фильм хороший, но обидно одно: в первом варианте финал был такой: Васька доводил немцев до болота, трясина его засасывала, немцы кричали: «Рус, рус, сдавайся!» Он показывал фашистам нехороший жест и уходил на дно. Но какой-то чиновник заявил: «Заключённый не может быть героем». Поэтому финал изменили: Васька бежит по тёмной улице, там его и убивают. Хотя это же известный факт: на фронт попадали многие заключённые. Некоторые, вернувшись с войны, получали награды и помилование. Правда, моему дяде, политическому заключённому, срок не списали. Попросили его досидеть. После войны он ещё 12 лет оставался в колонии.— В сериале Бриллиант, узнав, что на воле у него есть сын, сбежал с зоны, потому что семья для него — всё. А ведь многие не торопятся обзаводиться семьёй. Почему, как вы думаете?— Это несчастные люди, не испытавшие чувства любви, или же те, кто любил, а потом пережил предательство. Есть среди них те, кто честно отдаёт себе отчёт, что не сможет обеспечить семью.«Потому что я мечтал»— Мы начали разговор с того, что человек может привыкнуть ко всему. Вам к чему сложнее всего было привыкнуть, а от чего — отвыкнуть?— Я привык верить в людей. А отвыкнуть мне сложнее всего было, наверное, от выпивки. От резкости не отвык ещё, могу вспылить. Когда вижу несправедливость, могу пойти хоть под пистолет, хоть под нож — меня так воспитали. Я родился и вырос в Алтайском крае. Моего дедушку сослали на Алтай в 1927 г. из Петербурга. В нашей деревне было очень много ссыльных, но все они были очень порядочные люди. Наверное, от этой черты моего характера — неравнодушия к несправедливости — отвыкать не следует. Хотя жизнь в нашем государстве требует, чтобы ты сам обеспечил себе благополучие. Значит, должен или где-то схитрить, или кого-то обмануть, а может быть, и украсть. Таких людей развелось очень много, целый класс. Посмотрите на некоторых чиновников. Но жадность фраеров всё-таки губит. А возвращаясь к вашему вопросу о молодёжи... Мне порой очень жаль некоторых из этого поколения. Мне кажется, они потеряли мечту. И не их в этом вина. Как-то ко мне в деревню на Алтай приехал Володя Меньшов. Посмотрел вокруг — и ахнул: «Сашка, я понимаю, как Василий Макарович Шукшин из районного центра добрался до Москвы. Но как ты из этой деревни доехал, ума не приложу». А я ему ответил: «Потому что я мечтал». Мы пошли с Володей в гости к моему, теперь уже покойному, сводному брату Коле. У него дома на стене коврик с оленями висел — были у многих в Советском Союзе такие коврики. На коврик этот приколоты два ордена и несколько медалей. Коля нас угощал, Зоя, его супруга, всё, что было в доме, выставила на стол. Володя Меньшов был тронут таким радушием, спросил: «Коля, а ордена, медали — это твоего отца?» Коля покачал головой: «Мои, за посевную, за уборочную». Меньшов воскликнул: «И ты так живёшь?» У Коли изба-пятистенок: кухня и горница — вот и все хоромы! Володя тогда даже заплакал от такой несправедливости. Коля же был старшим механизатором в колхозах-совхозах, хорошо работал, получал медали-ордена. А потом придумали эту прихватизацию — самые хлебородные алтайские земли прихватили местные дельцы. Крестьянам, которые убирали урожай, платили копейки. Думаю, так произошло не только на моей родине.— А вы давно были у себя на малой родине?— Каждый год езжу на Алтай на Шукшинские чтения. Я председатель попечительского совета Фонда им. Михаила Евдокимова — на Алтае в августе проводим фестиваль памяти Миши. Там у меня много друзей, а в районном селе Панкрушиха в музыкальной школе даже мой музей организовали. Представляете? Так приятно, что земляки мною гордятся. Они все мои фильмы собирают, статьи обо мне.— Знаю, что вы пишете стихи...— Последняя моя книга — «Хочу сказать» — удостоена премии Ксении Блаженной. Огромный том, 400 страниц. Сейчас готовлю ещё одну — пока сидел на карантине, перепечатывал. А субсидируют книги мои друзья из Ижевска. Что взволновало, о том и пишу: о любви, о природе. Я разговариваю с ветром, с тишиной, с деревьями, реками, озёрами. Вот из последнего: «А нынче холодно и сыро, и старый августовский сад, как опустевшая квартира, в которой жили век назад, завален листьями. В саду, как в коридоре на полу, листва страницами желтеет, не превращённая в золу. Здесь будто письма для сожженья уничтожались кем-то зло, чтоб повторилось на мгновенье аллеям нужное тепло. Чтоб закачались вдруг качели, чтоб звонкий смех и голоса, как скрипки и виолончели, озвучивали небеса... Но нынче холодно и сыро, и старый августовский сад, как опустевшая квартира, в которой жили век назад».— Вопрос от нашего читателя про ваши усы: почему вы никогда не пытались с ними расстаться?— Много лет назад в Киеве я снимался в 4-серийной картине «Часовщик и курица». Там я в разных амплуа и с усами разной формы — и под Ворошилова, и под Сталина, и совсем без усов. Но как-то не приживаются у меня другие образы. На фильме «Перед рассветом» Ярополк Лапшин решил меня почему-то покрасить в рыжий цвет. Усы тоже выкрасили в рыжий. Потом посмотрел на меня, покачал головой и говорит: «Перекрашивайте назад. Это не Васька Штырь». Так я снова вернулся в свой прежний образ. Я бы с радостью сбрил усы, но вот видите, режиссёры не хотят.

Аналог Ноткоин - TapSwap Получай Бесплатные Монеты

Подробнее читайте на

шапку алтай васька усы коля фильме рассветом привыкнуть