2024-4-8 06:12 |
В день нейрохирургии, который отмечается 8 апреля, aif.ru расспросил о секретах профессии врача с огромным стажем.
8 апреля профессиональный праздник отмечают нейрохирурги. Операции на мозге — вершина хирургического мастерства. В этот день aif.ru решил побеседовать с врачом с 48-летним медицинским стажем (43 года из них — в нейрохирургии), и расспросить его о профессиональном пути, тайнах этой сложной и интересной медицинской специальности, а также о том, чем детская нейрохирургия отличается от взрослой. Об этом aif.ru рассказал врач высшей категории, заведующий нейрохирургическим отделением Российской детской клинической больницы — филиала РНИМУ им. Н.И. Пирогова Минздрава России, заслуженный врач РФ Валентин Пальм.Прийти на помощь детямЕлена Нечаенко, aif.ru: — Валентин Вальтерович, недавно после теракта в «Крокус Сити Холле» к вам в РДКБ госпитализировали пострадавшую девочку. С чем она поступила?Валентин Пальм: — Утром 23 марта мне позвонила Елена Ефимовна Петряйкина, директор нашей больницы, и сказала, что у поступившей к нам девочки — отравление угарным газом. Я понял, что нужно срочно ехать, чтобы осмотреть ее. Как подсказывает мой опыт, в чрезвычайных ситуациях нужно быть готовым к любому развитию событий, и лучше подстраховаться. Когда я был в реанимации, туда зашли наш министр здравоохранения Михаил Мурашко, вице-премьер Татьяна Голикова и Елена Ефимовна. Министр спросил: «Что думаете делать?» Я ответил, что нужно ставить датчики внутричерепного давления. Он согласился.— Сейчас девочке уже ничего не угрожает?— Да, сейчас все хорошо. Но важно было вовремя предпринять превентивные меры, потому что когда человек плохо дышит из-за того, что его лёгкие поражены угарным газом, продуктами горения, то часто развивается кислородное голодание мозга. На этом фоне может возникнуть отёк мозга. А с установленным датчиком можно контролировать внутричерепное давление. Мы провели противоотечную терапию, и отёка мозга у пациентки не возникло.— РДКБ с момента основания, с 1985-го года принимала детей, пострадавших в чрезвычайных происшествиях, в результате несчастных случаев. Вам приходилось участвовать в спасении таких пациентов?— Да. Помню, как в 1994-м на Камчатке подросток со своим взрослым другом поехали на охоту, произошел самопроизвольный выстрел, ребенок получил ранение позвоночника. Я туда летал, консультировал ребенка, транспортировал его в РДКБ, здесь оперировал. У парня были повреждены позвонки. После операции он стал ходить, теперь учится на фельдшера в Приморском крае.От гидроцефалии до эпилепсии и опухолей— Но чаще в отделение нейрохирургии дети попадают по причине болезней. Каких именно?— Раньше преобладали пациенты с гидроцефалией, но по мере того, как нейрохирургия стала развиваться и в регионах, эти больные получают нейрохирургическую помощь на местах.Основные заболевания сегодня — эпилепсии, краниофациальные пороки, опухоли головного и спинного мозга, последствия тяжелых черепно-мозговых травм. А также, например, ахондроплазия (низкорослость), при которой у детей деформирован череп, сужено большое затылочное отверстие, сдавливается ствол мозга, и возникают нарушения дыхания. Этой патологией у нас в отделении занимается врач-нейрохирург Дмитрий Александрович Рещиков. Очень много стало сложных пороков головного и спинного мозга. Опухоли центральной нервной системы стали сложнее. Госпитализируется и дети с тяжелыми сочетанными травмами, затрагивающими не только голову и спину, но и органы грудной и брюшной полостей. Благодаря многопрофильности нашей больницы мы имеем возможность оказывать эффективную помощь таким детям.— А есть ли какие-то патологии, которых стало больше именно в последнее время?— Пожалуй, к ним стоит отнести такое тяжелое заболевание, как тромбоз внутричерепных вен. Очень много таких случаев появилось после Ковида в 2022-м году. Дети поступили с головными болями и нарушением зрения. При обследовании выявлялось, что у них тромбоз внутричерепных синусов, и повышено внутричерепное давление. Ирина Васильевна Рассказчикова достигла больших успехов в диагностике и лечении столь сложного недуга.— Вы упомянули эпилепсию. Действительно ли ее лечение — это вершина нейрохирургии? И в каких случаях нужна операция?— Действительно это очень сложный раздел нейрохирургии. Дело в том, что эпилепсия бывает не только генетической, врожденной, но также она может развиться при опухолях, морфологических изменениях в веществе головного мозга, а может быть следствием перенесенных вирусных энцефалитов. Не всегда лекарственные препараты эффективны. К тому же при длительном лечении противосудорожными средствами у ребенка может нарастать интенсивность судорог. Мы берём таких детей на обследование. Делаем длительный ЭЭГ-мониторинг, записываем изменения, происходящие в мозге, определяем возможный очаг возникновения судорог. Затем делаем МРТ. Если находим область, которая генерирует эти приступы, то в дополнение делаем высокоразрешающую МРТ. Решение о способе лечения эпилепсии (медикаментозном или хирургическом), а также объеме операции принимается коллегиально. В состав междисциплинарной комиссии входят нейрохирурги, неврологи, лучевые диагносты, врачи функциональной диагностики.Бывает так, что ЭЭГ показывает, что где-то есть очаг, а МРТ не дает этому убедительного подтверждения. Тогда применяется другая методика, ею отлично владеет врач-нейрохирург нашего отделения Игорь Германович Васильев. Он ставит внутрь черепа пациента специальные электроды (10, 12, 15 штук), и длительное время, порой до 10 дней с их помощью записываются потенциалы, идущие от мозга. Когда приступ возникает, можно будет оценить, есть ли в этом месте патологический очаг. Если есть — пациента берут на операцию, и там уже интраоперационно устанавливают электроды, и определяют тот очаг, который нужно удалить, потому что просто так отрезать часть мозга нельзя, поскольку каждый его участок ответственен за что-то.— Какая операция вам наиболее всего запомнилась?— У нас в год проходит до 300 операций. Они практически все запоминающиеся. Даже простые операции по поводу гидроцефалии бывают очень сложными, и приходится коллективно решать, что делать. Таких пациентов мы, бывает, месяцами лечим.— Взрослый нейрохирург может оперировать ребёнка?— Может, но тот, кто занимается детством, прооперирует лучше, потому что у детей есть нюансы: более нежные ткани, более пластичный мозг. Поэтому результаты у детей зачастую лучше. Если пострадавшие у взрослого человека некоторые зоны мозга уже не восстановить, то у детей соседние зоны примут эти задачи на себя. Так что дети лучше и быстрее восстанавливаются.Преданность делу— Как вам пришла идея стать врачом?— Началось с того, что в 8-м классе я прочитал трилогию Юрия Германа о становлении врача. Вот тогда и захотел быть хирургом. Родители к этому отнеслись скептически, потому что врачей в семье не было: мать строила мосты, а отец преподавал музыку. Жили мы в Таллине. После 8 класса на летние каникулы мать меня отправила к своей подруге -главной медицинской сестре военного госпиталя. Я все лето работал санитаром: убирал в операционной, помогал больным. Родительская затея отбить охоту к врачеванию не удалась, решение стать хирургом во мне лишь укрепилось. 9-10-й класс я углублённо изучал биологию и все предметы, которые нужны были для поступления. Выбрал Тверской медицинский, туда и поступил с первого раза.— И желание стать хирургом окрепло?— В меде нужно было на 2-м курсе найти себе хирурга и помогать ему. Сначала — делали инъекции, убирались в операционной, ну а затем уже ассистировали хирургу, вязали узлы, осваивали какие-то этапы операций. Мы каждый вечер ходили в больницу, иногда по несколько суток там пропадали, ночевали в подвале. Как только привозили этому хирургу пациента, мы просыпались и бежали ему помогать.Год я проходил интернатуру в довольно крупной районной больнице, где дежурили все ведущие заведующие хирургических отделений. После этого по распределению попал в город Лихославль под Тверью. Там у меня было до 250 полостных операций в год — сначала оперировал аппендицит, потом разрывы кишечника, накладывал кишечные анастомозы и прободные язвы.Потом устроился дежурным хирургом в медсанчасть в Твери (тогда Калинине). Потом меня заметил Виталий Михайлович Зильберман и предложил мне работать у него нейрохирургом... В начале 80-х не было ни компьютерной томографии, ни МРТ, ни даже УЗИ. Ориентировались в основном по клинике: учились стучать молоточком, изучали чувствительность.— А потом где вы работали?— В 83-м году поехал на специализацию в институт Бурденко, отучился, потихонечку стал заниматься не только взрослыми, но и детьми. В 86-м году открывалась 7-я детская клиническая больница в Тушино. Там я отработал 4 с половиной года. В Тушино были очень хорошие врачи — подвижники, невероятно образованные люди: Орест Викторович Гаевый, который до сих пор работает в 7-й больнице, мой ровесник, Анна Аркадьевна Артарян — родоначальница детской нейрохирургии в России.Потом в РДКБ открылось отделение, и руководитель центра Андрей Георгиевич Притыко, молодой, но очень талантливый организатор, в 91 году набрал врачей, в том числе, пригласил и меня. Работали на износ. Потом Андрей Георгиевич решил перейти в Солнцево, а я остался здесь, в РДКБ. С 94 года работаю заведующим отделения. За это время к нам приходило много талантливых врачей, они набрались опыта, и сейчас это специалисты высочайшего класса. Например, на моих глазах Игорь Германович Васильев стал ведущим специалистом даже не европейского, а мирового уровня!Прийти пораньше, уйти попозже— Сколько у вас в год операций?— Сейчас я уже не оперирую, это делают мои ученики. Я только консультирую. А раньше было больше 200 операций в год. Бывало и по 350... Я специализировался на спинальной хирургии — оперировал опухоли спинного мозга, кисты, врождённые патологии, злокачественные опухоли.— Опишите, пожалуйста, ваш стандартный рабочий день.— Приезжаю в больницу в 6:45. Стараюсь пораньше приехать, попозже уйти, потому что у меня принцип: не оставлять на завтра то, что нужно сделать сегодня, иначе дела начнут копиться, как снежный ком.Первым делом открываю все запросы на консультации. В 7:50 иду в реанимацию, до 8:30 обход, в 8:50 начинается хирургическая пятиминутка, где я должен доложить об операциях, которые наше отделение должно сделать. В 9:15 мы оттуда выходим, я по пути захожу в отделение и консультирую детей, потом возвращаюсь в кабинет. С 9:30-10 начинается телемедицина. Далее с коллегами определяем план лечения больных в отделении. Потом опять телемедицина. И дальше я иду в реанимацию, перевязываю, консультирую.— Вы часто консультируете регионы?— Да, у меня получается по 170 телемедицинских консультаций в месяц. До 17000 в год. Коллеги обращаются по самым разным вопросам: начиная от травм, заканчивая гидроцефалиями, осложнениями инфекционных болезней. Мы делимся советами, помогаем избежать ошибок.— Насколько изменилась нейрохирургия за 40 с лишним лет, что вы в профессии?— Конечно, очень выросли технологические возможности. Что такое МРТ и КТ мы не знали, но диагностировали по клиническим признакам. Сейчас работать стало интереснее.— А помогают ли в работе навыки, полученные в те годы, когда не было эффективных диагностических методов?— Иногда — да. Допустим, когда я смотрю больного, я уже предполагаю где находится патология и какова она. Скажем, если у ребёнка есть опухоль мозжечка, я уже по клиническим проявлениям начинаю это подозревать.Не портной, а золотошвей— Какие сейчас основные инструменты в помощь нейрохирургу?— Во-первых, нужно МРТ, по показаниям КТ, электроэнцефалография, УЗИ, то есть много-много инструментов. В операционной необходимы, прежде всего, микроскоп, навигация.— Наверное, выросла и скорость операций?— Операции должны проходить не быстрее, а более функционально. Работа нейрохирурга стали проходить медленнее, потому что работа под навигацией или микроскопом более мелкая, напоминает шитьё золотом. Нейрохирурги работают не как портные, а как золотошвеи.— Что вас привлекает в нейрохирургии? И что нужно, чтобы стать хорошим нейрохирургом?— Я считаю ее вершиной хирургии. А чтобы стать нейрохирургом, необходимы желание и терпение. Что ещё? Отсутствие каких-то меркантильных соображений, потому что как только человек начинает думать о том, где ему больше заработать, он забывает о работе.— Какими качествами должен обладать детский врач?— Первое — добротой, второе — желанием постоянно учиться, и третье — любознательностью, он должен смотреть и слушать.— Старшего учителя?— Не обязательно. Я сейчас учусь у своих учеников, у врачей из районов. Что-то из того, что они сделали, могу взять себе на вооружение. Нужно слушать, смотреть и учиться.— Вы никогда не жалели, что из взрослой хирургии перешли в детскую?— Нет. Во-первых, дети честнее. Если у них болит, это чувствуешь. Взрослые, бывает, лукавят, а дети никогда.Не служба, а служение— Ваша работа невероятно сложная, энергозатратная. Как вы отдыхаете?— Прихожу, ложусь на диван, закрываю глаза. Через 2 часа открываю глаза, и уже отдохнувший. Я так привык.— Как вы проводите время вне работы?— Раньше нырял, 22 года занимался дайвингом, причём глубоководным. Я сертифицированный дайвер с возможностью глубинных погружений. Нырял везде — и за Полярным кругом — в Баренцевом, Белом морях, и на Дальнем Востоке, на Камчатке, а также Красном и Средиземном море, Кубе, Мальдивах.А в последние 8 лет перешел на тактическую стрельбу. Стреляю на полигонах, в тире, везде. Но на охоту не хожу.— Что бы вы посоветовали тем молодым людям, кто решает связать свою жизнь с медициной?— Советую все взвесить, потому что если человека не устраивает ненормированный рабочий график, если он не готов по первому зову прийти и помочь, ему не нужно идти в медицину.
Аналог Ноткоин - TapSwap Получай Бесплатные Монеты
Подробнее читайте на aif.ru
